Гилберт Честертон - Собака-оракул

- Он совершенно прав, - вставил священник.

- Далее он заметил, что если уж говорить о собаке, то он слышал, как Нокс в тот самый день рычал и на других лиц, в частности на секретаря Флойда. На это я ему возразил, что он опровергает сам себя, ибо преступление не может быть приписано сразу двум или трем людям - и менее всего Флойду, невинному, как школьник. Не следует забывать, что его все время видели в саду на стремянке, откуда его рыжая шевелюра была не менее заметна, чем красное оперение попугая. "Я знаю, что тут есть много нелепого, - ответил мне мой коллега, - но не откажите спуститься со мной на минутку в сад. Я покажу вам кое-что, чего никто еще не видел". Весь этот разговор происходил в день убийства, и в саду еще ничего не было тронуто; стремянка все так же стояла у изгороди, и подле нее мой вожатый остановился и поднял из густой травы некий предмет. То были садовые ножницы; на лезвии их запеклась кровь.

Наступило краткое молчание, потом Браун неожиданно спросил:

- Зачем стряпчий приходил в поместье?

- По его словам, полковник послал за ним, чтобы внести кое-какие изменения в свое завещание, - ответил Фьенн. - Кстати, по поводу завещания я позволю себе упомянуть еще об одном обстоятельстве: завещание было подписано не в тот день.

- Ну, разумеется, - сказал Браун. - Для этого нужны были два свидетеля.

- Стряпчий приходил еще за день до того. Тогда завещание и было подписано. В день же убийства его вызвали вторично, так как у старика возникли кое-какие сомнения насчет одного из свидетелей.

- А кто были свидетели? - спросил патер Браун.

- Вот в этом-то и дело, - живо ответил Фьенн. - Свидетелями были секретарь Флойд и доктор Валантен, этот экзотический хирург. А они, надо вам сказать, враги. Секретарь, по правде говоря, любит совать нос не в свои дела. Он из той породы горячих голов, у которых темперамент проявляется в склонности к кулачной расправе и в обостренной подозрительности. Эти пылкие малые либо доверяют всем и каждому, либо не доверяют никому. Флойд к тому же не только мастер на все руки, но и знает вес лучше всех. Мало того, он считает своим долгом настраивать всех своих знакомых друг против друга. Все это следует принять во внимание, оценивая его подозрения относительно Валантена; но в данном случае за всем этим кроется нечто более важное. Он утверждал, что настоящая фамилия доктора вовсе не Валантен. По его словам, тот где-то в другом месте именовался де-Вийоном. Это обстоятельство лишает, дескать, завещание законной силы. Разумеется, он тут же счел нужным изложить стряпчему все законоположения, существующие на сей предмет. Оба страшно разъярились.

Патер Браун рассмеялся.

- Это часто бывает с подобного рода свидетелями, - сказал он. - Ведь они не получают наследства по завещанию, которое они подписывают. Ну, а что говорил доктор Валантен? Несомненно, этот универсальный секретарь знал о его настоящей фамилии больше, чем он сам. Тем не менее доктор тоже мог дать кое-какую информацию.

- Доктор Валантен вел себя странно. Доктор Валантен вообще странный человек. Внешность у него очень запоминающаяся, но какая-то экзотическая. Он еще молод, но носит бороду. Лицо у него бледное, страшно бледное и страшно серьезное. А в глазах - скрытая боль, словно у него мигрень от постоянных дум, или же ему следовало бы носить очки. Но, в общем, он красивый малый; одевается с большим вкусом, во все темное, носит цилиндр и маленькую красную розетку в петлице. Держится холодно, даже надменно и имеет обыкновение пристально глядеть на собеседника, что очень неприятно. Когда ему предъявили обвинение в том, что он переменил свою фамилию, он несколько мгновений смотрел прямо перед собой, как сфинкс, а потом заявил с коротким смешком, что, по его мнению, американцам незачем менять свои фамилии. Тут полковник тоже вспылил и наговорил доктору массу резкостей. Он был тем более резок, что доктор претендовал на руку его дочери. Я не вспоминал бы обо всем этом, если бы позже, в тот же день, мне не довелось услышать еще несколько слов. Я не хочу придавать им особого значения, ибо они не принадлежали к категории тех слов, которые приятно подслушать. Когда я выходил в ворота с моими двумя спутниками и собакой, я услышал голоса: доктор Валантен и мисс Дрюс стояли за клумбой у самой виллы и говорили между собой страстным шепотом, порой почти переходившим в шипение. Не то это была любовная ссора, не то какой-то сговор. Обычно подобные речи не подлежат оглашению. Но, учитывая горестное событие, происшедшее в тот день, я вынужден вам сказать, что в их разговоре неоднократно повторялась фраза о каком-то предстоящем убийстве. Девушка как будто просила его не убивать кого-то или утверждала, что убийство не может быть оправдано никакой провокацией. Как видите, довольно странный разговор с джентльменом, зашедшим на чашку чая.