Иван Козлов - Долги отдающий

— Ты прости, Костя, я когда в первый раз с тобой… Я просто ему мстила, о тебе не думала.

— Он уже знает обо мне?

— Не бойся, не знает. Он и мысли допустить не может, что я способна его ослушаться. Вещи стоят там, где их поставят хозяева.

— Белаков, Белаков…

— Не напрягайся, это я так, первую пришедшую в голову фамилию назвала. А ты его иногда видишь, по телевизору. Он — из высших.

— Даже так?..

— Костик, я понимаю, что смешно плакаться. Людям хлеба не хватает, а мне, продажной бабе, всего-навсего — воли. Но… Ты думаешь, почему я у Бабашвили лежала, а? У меня нервный срыв был, Белаков меня туда пристроил… После возвращения, когда ты звонил, он у меня был. Я ему сказала: все, не могу так! А он: "Это я решаю, а не ты — все или не все". Скажи, можно сильнее унизить человека?

— И ты выбрала меня орудием мести?

— Если ты задаешь такие вопросы, то ты дурак всего-навсего. Не обижай меня сегодня. Не говори гадостей. Не можешь без них — встань и уйди.

Я поцеловал ее руку, и она опять горько заплакала, так горько, как плачут дети.

— Теперь слушай меня… — сказал я.

— Подходящая компания собралась, — горько улыбнулась Вика. Проститутка и вор.

— Все, Вика! Мы ведь поставили точку?

— Ты думаешь, в этом долбаном мире можно ставить точки? Ты думаешь, мои белаковы лучше твоих максов?

— Мы сами по себе станем лучше их…

— Послушай, ты хорошо знаешь Падунца?

— Так же, как и ты: Емеля, примеряющий корону на царство.

— Чего ты от него хочешь?

— Может, он пристроит Настю, найдет убежище?

— Ты ее всю жизнь будешь прятать?

— Нет. Я думаю убедить Макса, что девочка не заложит их, а значит, и не опасна.

— И еще ты убедишь, что поступил правильно, вернув ценности в магазин? Не будь наивным, Костя. Чистыми руками сейчас даже добро делать нельзя.

— Ладно, сменим тему. Значит, считаешь, Падунцу можно рассказать о Насте?

— Не надо пока. Есть другой вариант. Я деньги хозяина по ветру не швыряла… Короче, поедем, посмотришь.

Небольшая обшарпанная квартирка. Девятым валом вздыбился линолеум, устрашающе грязные батареи, потолки в желтых разводах великих потопов…

— Ты не пугайся. Зато это мое, понимаешь? Отремонтирую, наведу порядок и буду жить. Сама наведу.

Небольшая кухня, в комнате — старенький, наверное, от прежних хозяев, стол, две пустые книжные полки, кровать-полуторка. Мы оба почему-то смотрим на кровать, потом друг на друга и смеемся.

— Ну ты ненасытный!

— Это простительно. Ждал тебя долго.

Телефонный звонок.

— Да?

Вот что значит потерять над собой контроль. Прежде чем хватать трубку, надо подумать, кто тебе может звонить в три ночи.

Мой не назвавший себя абонент молчит. Век, конечно, он молчать не будет, сейчас положит трубку… Чуть раньше, чем трубка упала на рычаги, я услышал знакомый голос: "Дома?.."

Корин. Бывший таксист, выкупивший машину и занявшийся частным извозом. Я эту «Волжанку» доводил ему до ума. Жадный и не больно умный мужичок лет тридцати. Мастак пить задарма, драть с пассажиров три шкуры. А сиденья в салоне дерматином обтянул. Месяца три назад ночью его избили, выкинули из машины, а саму тачку угнали. Через два дня ее нашли. Металлолом. Я, зная его натуру, все же делать из дерьма конфетку отказался, тем более за копейки. После ювелирного Корин мечтал об одном: купить на свою долю приличную иномарку. За золото он готов горло перегрызть. Но зубы некрепки. Хлипковат таксист, хотя с виду тяжелоатлет.

Блин в этом плане опасней. При его кулаках да голову еще на плечах иметь… Но чего нет, того нет…

Ладно, коль товарищи позвонили, надо готовиться к встрече. Негостеприимно принимать их за пределами квартиры, но и в ней не резон: шумом можно соседей потревожить. А с соседями надо жить тихо. Если приедут втроем — очень плохо, вдвоем — уже лучше. Но и то без понта не обойтись, поскольку челюсть надо беречь.

Я беру пистолет Макса, вынимаю из него магазин, убираю его подальше с глаз. И не спеша спускаюсь на первый этаж. Здесь очень хорошо принимать компании. Рамы, где когда-то были стекла, заложены шиферными плитами, так что даже днем сумерки, а уж что говорить о глубокой ночи! Лишь в дальнем углу горит сорокаваттка — и как ее до сих пор не вывернули?

В дом наш когда-то попасть было непросто: за наружной дверью следовал тамбурок, заканчивающийся внутренней дверью с кодовым замком. Код давно потерял свою секретность и назначение, но тамбурок остался. Что ж, постою, глядя в щель на улицу. Буду любоваться звездами и вдыхать запах мочи.