Анна Муратова - Беглая книга

Со стороны, наверное, мы все выглядели более чем нелепо: шустрая Иришка, рядом с ней нетипично мрачный Володька, который – о ужас! – почти всю дорогу молчал. Ну и я рядом с ним в своем вечном драповом пальто и с горящими от любопытства глазами. Трое бравых шкафообразных ребят из ЧОПа, которых из соображений безопасности прихватил с собой Володя, вышагивали сзади, и заставляли меня чувствовать себя ужасно неловко. Я почему-то думала о том, что ни за что бы не смогла бы стать женой президента или какого-нибудь другого важного лица: при одной мысли, что за мной всегда везде будут следовать телохранители, мне становилось физически дурно. Правда, когда Володя объяснял Иришке, что мальчики-шкафчики будут изображать приятелей его дочери (мол, пришли ирландские песенки попеть за компанию), я от души посмеялась. Никаких проблесков интеллекта в глазах "приятелей" не было заметно, а уж представить, что они вообще могут что-то петь, да еще по-ирландски… Это какая ж нужна фантазия!

– Ты понимаешь, Ириша, я все-таки материалист, – робко возразила я.

– Ой, Маргарит-Сергеевна, материализм – это как-то однобоко. Вот у человека, скажите, есть психика?

– Есть, – согласилась я.

– И науки есть соответствующие – психология, психиатрия, так?

– Так, – оставалось только согласиться.

– Но ведь они изучают совершенно нематериальные вещи! Психика – это душа и есть! Так что… один голый материализм ну никак не катит. Вот когда вы смотрите на любое произведение искусства, на картину, например, вы ведь видите не только холст, краски, рамочку, правда? Вас ведь может реально цеплять то, что художник выразил?

Я снова кивнула

– Ну вот, значит, если цепляет, частичку души художника вы и словили. Или вот человек написал книгу. Или перевел, неважно… – она покосилась на отца, который строжайше запретил всем нам упоминать по дороге к Колбаскину о цели нашего визита. – Опять же, частичка его души там есть, особенно если это вручную написано, – она снова стрельнула глазками в сторону мрачного Володи, – и почему бы этой частичке души не управлять книгой, а?

– Ну вот тут уже и начинается мистика, – влетев в очередную лужу, возразила я, – книга не может управлять событиями.

– А я вот не согласна. Книга может не даваться в руки. Ну ведь у вас тоже, наверное, бывало: приходите в библиотеку, а вам говорят, что книга, которая вам нужна, на руках. Приходите позже – снова на руках, кто-то вас опередил. И так много раз, пока не надоест. Другие эту книгу читают, а вам она ну не дается и все. Бывало такое?

– Ириша, ну, да, наверное, но это ведь просто совпадения…

– Э, не скажите! А уж если речь идет о священных книгах, то вполне может быть, что у них есть особая сила и они как-то лучше умеют выбирать, к кому идти, а к кому нет.

– Ириш, ну а как же тогда те книги, которые сжигали на кострах, или уничтожали в советское время? Как они давались в руки тем, кто их уничтожал? Неужели ты думаешь, что они убегали от тех, кто хотел их бросить в огонь? Это только так говорится, что рукописи не горят… А на самом деле как раз горят, да еще как.

– Ну и что? – пожала она плечами. Человека тоже можно убить, но это не значит, что он не может попытаться спастись. Некоторые спасаются, некоторых убивают.

– Ириш, помолчи, а? – вдруг подал голос Володя.

…Первые гости появились без пятнадцати пять. Это были две колбаскинские поклонницы Даша и Наташа, второкурсницы, которые всегда держались вместе, даже в туалет на переменах не ходили поодиночке. Влюблялись они тоже одновременно и накрепко. И все свободное время проводили за разговорами о своем недоступном кумире, доказывая друг дружке что: "..нет, именно я его люблю по-настоящему, а ты не по правде, вот!". Они уже успели таким манером влюбиться в Дэвида Бэгхема, Николаса Кейджа и Дмитрия Курцмана… Причем вышеозначенный трое даже и не подозревали, что стали объектами воздыханий этой сладкой парочки. Наверное, это к лучшему. Потому что выдержать атаку Даши-Наташиных чувств было весьма непросто. Колбаскину повезло гораздо меньше, чем Дэвиду, Николасу и Дмитрию. В отличие от них он был досягаем. Вернее, частично досягаем. Это значило, что девушки могли звонить ему и оставлять амурные сообщения на автооветичик. Они следовали за ним по пятам на всех концертах, танцах и прочих культурно развлекательных (как называл их сам Миша) мероприятиях. Но при этом любовь их оставалась сугубо платонической, так как до своего тела Миша их, разумеется, не допускал. Похоже, именно это им и было надо. По вечерам они изливали друг другу по телефону мутные потоки своих любовных страданий. И были счастливы, особенно после того, как узнавали, что ни та, ни другая ни на шаг не продвинулась в нужном направлении.