Наталья Никольская - Пари

Через пару минут явился Алискер и, обменявшись понимающим взглядом с Валентинычем и Вершининой, отправился прямиком в спальню. Минут через двадцать он вошел в кабинет, где Валандра наблюдала за действиями Ганке.

– Может, вот это вас заинтересует? – он протянул Вершининой несколько узких полосок бумаги.

– Что это? – она взяла находку из рук Мамедова.

– Использованные билеты на теннисные матчи. Похоже, мама большая поклонница тенниса, – сделал предположение Алискер, – только вот непонятно, зачем она хранит эти бумажки?

– Перепиши даты, которые стоят в билетах, может быть, это нам пригодится, – она вернула помятые полоски с оторванными корешками Мамедову.

Тот развернулся и вышел. Вершинина подошла к Ганке, который уже тянул дверку сейфа на себя.

– Ого-о, – удивился он, глядя на аккуратно уложенные пачки долларов, – неплохо!

– Не забывайся, Валентиныч, – Вершинина заглянула в сейф, – мы здесь немного по другому поводу.

Вынув деньги и положив их на стол, она начала методично просматривать документы, находящиеся внутри.

– Ничего, – с сожалением сказала она, закончив работу.

– Можно закрывать? – спросил Ганке.

– Закрывай.

В дверях снова возник Мамедов.

– Вот, нашел в кармане одного из костюмов, – он показал Валентине Андреевне небольшую фотографию, – правда, у нас такая уже есть.

– Я так и думала, – произнесла Вершинина, разглядывая цветной прямоугольник картона.

– Значит, все-таки, Людмила? – спросил Алискер.

– Не знаю, не знаю. – задумчиво протянула Валентина Андреевна.

Она вернула фото Алискеру.

– Положи на место, а ты, Валентиныч, запирай сейф, да не забудь сложить туда «капусту».

Вершинина прошла в комнату Светланы и продолжила осмотр.

Спустя полчаса с обыском было покончено.

– Пора идти, – Вершинина заглянула в комнату, где «трудился» Ганке.

– Пора – так пора, – он уже сложил в «дипломат» свои хитроумные приспособления и прилаживал картину на прежнее место, – пойду, позову Алискера.

Заперев за собой двери, вся команда спустилась вниз и заняла места в машине.

– Ну как, удачно? – поинтересовался Антонов.

– Это мы у тебя должны спросить, – иронично заметил Валентиныч.

Салон «Волги» содрогнулся от дружного хохота. Когда машина уже подъезжала к конторе, Алискер все-таки спросил Колю:

– Что же ты, не мог позвонить, прежде чем идти наверх? Мы бы тебе дверь открыли, ты бы столько времени сэкономил! И нас бы не заставил дергаться.

– Не будь занудой, Алискер, – отмахнулся Николай, – с тобой никогда такого не было?

– А как же ты в дом вошел? – не унимался дотошный Мамедов.

– Бабушка одна входила, – смутился Антонов, – я к ней и пристроился.

– Ты ее-то не сшиб? – насмешливо поинтересовался Валентиныч.

– Что вы парня-то заклевали? – вступилась за Николая Валентина Андреевна, – с кем не бывает. Внимание к своему желудку и кишечнику – одна из важных вещей в жизни. Еще Ривароль сказал: «Живот – это почва, в которой зреют мысли». Кто знает, если бы Коля вовремя не освободился от своей непосильной ноши, смог ли бы он сегодня, начиная со второй половины дня принимать абсолютно правильные решения? А, вообще-то, Николай, если отвлечься от глобальных истин, позвонить тебе все-таки нужно было.

Ребята, зная о «пунктике» Вершининой и добродушно иронизируя над ним между собой, весело переглянулись.

– Следующий раз позвоню, – угрюмо ответил Антонов, въезжая на стоянку.

Подведя столь глубокомысленный итог, Вершинина чувствовала себя вполне удовлетворенной тем, что более-менее подходящий афоризм быстро нашелся, подводя общую философско-практическую и умудренно-жизенную базу под конкретный случай.

– Слушаю, – сказала Вершинина в телефонную трубку.

– Валентина Андреевна, – Мещеряков был явно озабочен, – поднимись ко мне, не сочти за труд.

– Махаил Анатольевич, у меня клиент, – ответила Вершинина, глядя на Никиту Петровича, который сидя в кресле набивал свою трубку.

– Надолго? – поинтересовался Мещеряков.

– Думаю, минут на двадцать.

– Хорошо, освободишься, зайди.

Когда обе трубки были на своих местах: одна – на аппарате, другая – во рту Никиты Петровича, Вершинина продолжила:

– Так вот, Никита Петрович, как я уже сказала, у меня нет никаких сомнений в невиновности вашего брата.

– В чем же дело, почему его нельзя освободить?

– Нужны прямые доказательства, а у меня пока только косвенные улики.