Наталья Никольская - Пари

– Сейчас не вечер, а ночь, Алискер, – узнала Велентина Андреевна голос своего секретаря-референта.

Покинув сильно нагретое благодаря стараниям Болдырева помещение дежурки и выйдя на свежий воздух, Антонов-младший с удовольствием затянулся сигаретой. Задрав голову и картинно попыхивая, он смотрел на серое небо, напоминавшее грязную, сваленную пряжу. Окна в здании напротив светились электричеством. На обочине приткнулись несколько машин разных марок и степени чистоты.

– Пошли, – подошедший сзади Мамедов легонько толкнул Антонова.

– Подмораживает, – заметил Николай, когда они садились в служебную «Ниву».

– Подождем, пока прогреется, – сказал Алискер, имея в виду двигатель, – ты домой?

– Конечно, домой, а ты что – нет?

– Кое-что хочу проверить, – уклончиво ответил Мамедов.

– Тебе-то что, ты холостой, – вроде как с завистью сказал Антонов, – можешь и погулять.

– А тебя под венец, что, насильно тянули?

Он включил заднюю скорость и выехал со стоянки.

– Да как-то все само собой получилось, – неопределенно пожал плечами Николай.

– Вот именно, само собой, – назидательно произнес Мамедов, – а человек должен, как говориться, быть сам творцом своей судьбы.

Николай достал пачку сигарет и закурил. Алискер помахал рукой, отгоняя дым.

– Открой форточку, – он повернулся к Николаю.

– Да ладно тебе, не отравишься.

– Я, как пассивный курильщик, страдаю во много раз больше.

– А ты стань активным – будешь страдать меньше. – сострил Антонов.

– Знаю я твои шуточки да прибауточки! – усмехнулся Мамедов, – ну, вылезай, приехали.

– Чао, Шерлок Хомс, – поддел напоследок Алискера Антонов, спрыгивая с высокого сиденья «Нивы».

– До завтра, – Алискер шутливо козырнул, вскинув два пальца к виску и нажал на педаль акселератора.

Мамедов знал цену времени и поэтому решил использовать оставшиеся вечерние часы по максимуму.

До дома Чебаковой было пять минут езды. На перекрестке он повернул на улицу Баумана и, проехав квартал, оказался на Лицейской. На двери подъезда стоял домофон.

Мамедов вернулся в машину и набрал номер Чебаковых.

– Я вас слушаю, – раздался в трубке высокий женский голос с металлическими нотками.

– Добрый вечер, – вкрадчивым голосом начал Алискер, – моя фамилия Мамедов, я расследую убийство Федорова.

– Убийство? – оттолкнувшись от последнего слога, как от трамплина, голос резко взлетел вверх.

– Вот именно, – теперь уже сухо подтвердил Мамедов, – могу я с вами поговорить?

– Вы из милиции? – настороженно спросили на том конце провода.

– В этом случае, я бы вызвал вас для беседы повесткой, я частный детектив.

– Ну я не знаю… – повисла недолгая пауза.

– Я не отниму у вас много времени, – деликатно сказал Мамедов, чтобы успокоить даму.

– Что ж приходите, – с неохотой согласилась она.

– Я внизу, как мне войти? – торопливо спросил Алискер.

– Наберите номер двенадцать, я вам открою.

Алискер положил трубку и вышел из машины. Зуммер на двери запиликал, после того как Мамедов набрал нужный номер.

– Это Мамедов?

– Да.

– Заходите.

Щелкнул засов, и Алискер вошел в подъезд. «Как на западе», – подумал он. Он легко взбежал на третий этаж и позвонил в квартиру. Ему пришлось ждать по крайней мере минуту, прежде чем дверь открылась.

– Проходите, пожалуйста, раздевайтесь, – женщина, встретившая его на пороге, улыбнулась одними губами.

Мамедов почувствовал тонкий аромат дорогих духов.

– Можете называть меня Алискером, – сказал он, пройдя в гостиную и утонув в предложенном кресле, – а вы – Людмила Васильевна?

– Можно просто Людмила, – кокетливо ответила мать Светланы.

Людмиле можно было дать лет тридцать семь-тридцать восемь, хотя по подсчетам Алискера ей должно было уже перевалить за сорок. Она, возможно, выглядела бы еще моложе, если бы не то напряженно-озабоченное выражение, которое не покидало ее напудренного лица, даже когда Людмила улыбалась. Из-за этого ее улыбка выглядела какой-то высокомерной и неискренней.

Между ее тонких подкрашенных бровей залегала довольно глубокая тревожная складка, взгляд ее больших серо-голубых глаз был ледяным и пронзительным, что-то волевое и капризное присутствовало в ее красивом лице, которому бледность и зачесанные назад и за уши короткие каштановые волосы придавали смутное очарование роковой женщины двадцатых-тридцатых годов.

«Прямо женщина-вамп», – подумал чуткий к женскому шарму Мамедов.