— Ладно, спасибо за информацию, — Тероян поднялся. — А вы не в курсе, не он ли финансирует эту гадкую молодежную газету?
— Процентов на шестьдесят, — не задумываясь отозвался Марзонов. — Вот мой телефон, — он черкнул на бумаге несколько цифр. — Если найдете что-нибудь интересненькое — звоните. И будьте начеку. Вы имеете дело с ядовитой змеей.
Они пожали друг другу руки, и Тероян вышел из кабинета. Глорию и Юнгова он разыскал в конце длинного коридора, возле окна. Возле них стоял какой-то рыжеволосый субъект в очках, с вытянутым, словно перезрелый кабачок, черепом.
— Тим, тебе повезло — на ловца и зверь бежит, — сказал Жора. Знакомься — Юрий Гуркин.
— Чего угодно? — спросил журналист, а в голосе его прозвучало сразу несколько интонаций: снисхождение, насмешка, презрение и профессиональное любопытство. При этом он продолжал глазеть на Глорию и выискивать кого-то в коридоре. Говорил он, немного шепелявя, и ни единой секунды не мог побыть спокойно. Крутил головой, словно ему был тесен воротничок рубашки, сцеплял и разжимал руки, дергал плечом, переступал с ноги на ногу. Глория внимательно смотрела на него, пытаясь узнать.
— Меня интересует ваш крестник. Квазимодо, — пояснил Тим. Своими постоянными нервическими движениями Гуркин напоминал ему преобразившегося в человеческий облик солитера. Интуитивно он чувствовал какое-то недоверие к нему, даже отвращение. Наверное, то же самое ощутил и Гуркин.
— Эта страна родит еще много квазимодиков, — брезгливо сказал он. Если кругом навоз, то из дерьма и лезет всякая дрянь.
— А в Америке, значит, один благодатный гумус? — усмехнулся Юнгов.
— Ну и что вы хотите знать? — оставил его вопрос без внимания Гуркин. — Биографию маньяка? Какими бритвами он бреется? Или с кем спит?
— Я смотрю, вы относитесь к нему довольно благосклонно, — сдержавшись, ответил Тероян.
— Просто я вижу в нем один из вирусов, поразивших эту страну. Как можно любить или ненавидеть гонконгский грипп? Он есть и все. И от него не спрячешься под одеялом.
«До чего же все они любят говорить — „эта страна“ вместо „Россия“», — подумал Тероян.
— Понимаете, такие люди, как Квазимодо всегда появляются в нужное время и в нужном месте, — продолжил Гуркин, поправляя сползающие на нос очки. — В Исландии, например, такой экземпляр невозможен. Там другая аура. А здесь, в безумной стране, плодятся безумные маньяки, делающие безумными детей. Все закономерно.
— И вы этому, как видно, рады, — чуть более резко, чем следовало, отозвался Тероян. Гуркин был доволен, что вывел собеседника из себя. Он даже улыбнулся.
— Я радуюсь только вкусному ужину и красивой подруге, — сказал он, при этом откровенно разглядывая Глорию. — А вы? Очевидно, вы по профессии… врач? Я угадал? Врачи не умеют наслаждаться жизнью. Клятва Гиппократа мешает.
— Каким образом Квазимодо выходит на вас? — напрямую спросил Тероян.
— Я вас не понимаю, — затворился за стеклышками очков Гуркин. Плечо его вновь дернулось.
— Бросьте. Все вы прекрасно понимаете. Вы трижды первым оказывались в тех местах, где находились пропавшие дети.
— А я живу в районе Лосиного Острова, — быстро ответил Гуркин. — Мне просто повезло. Кроме того, существует такое понятие, как журналистская интуиция. А вы что, еще и в прокуратуре подрабатываете?
— В крематории.
— Жарко небось?
— Все-таки попрохладнее, чем в аду.
— Вот там и поищите этого маньяка. Пропуск выписать? — они стояли напротив друг друга, словно разделенные стеклянной стеной, как узнавшие противника враги. С самого начала возникшее между ними отчуждение достигло пика.
— Вы знаете, — промолвил Гуркин. — Если бы Квазимодо не существовал, его бы следовало выдумать. В болото следует периодически вливать свежую воду. Чтобы лягушки квакали.
— Юра, побойся Бога! — вмешался Юнгов. — О чем ты говоришь? Маньяк чудовище.
— Никто и не спорит. Но затхлую атмосферу он освежает. Люди выпускают пары и меньше зацикливаются на своей никчемной жизни. Заметьте, они ждут каждого нового его преступления. Они спать не ложатся, все ждут — может быть, передадут по «Маяку». А утром ловят мою газету и рыщут глазами по страницам: где Квазимодо? Ау? Где ты мой желанный гость? — Гуркин ерничал, кривлялся, ему было весело. — А когда находят мою заметку — успокаиваются, будто получили хорошую порцию снотворного. И им уже нет дела ни до чего иного. Так-то вот, голубчики.
— И вам не жаль растерзанных им детей? — спросил Тероян. Обезображенных, потерявших разум? Нет дела до родительских мук и слез?
Читать дальше