Ольга Ветрова - Черная вдова Клико

– Да, он и Александра Петровская вряд ли станут здесь кучковаться, – язвительно заметила я.

– Как ты думаешь, все эти люди прочли до конца хоть одно произведение Толстого? – Подруга сменила тему.

– Думаю, вон тот красномордый пузатый жених ничего, кроме водочных этикеток, прочесть уже не в состоянии, – развила я тему.

Мы поспешили пройти сквозь толпу. И направились к дому Волконского, где размещался научный отдел. Однако выяснилось, что там обед. Боковая дверь оказалась закрытой. Незнакомая смотрительница пояснила, что Татьяна Злотникова подойдет минут через пятнадцать. Мы отправились ждать на дальнюю аллею, где меньше народу.

Как-то само собой получилось, что мы пошли в направлении могилы Толстого. Неторопливо гуляя под тенью лип и орешника, мы вошли в «зону тишины», о чем имелась соответствующая надпись. И вот уже мы возле небольшого холмика, поросшего молодой травой, огороженного импровизированной оградой из гнутых веточек.

Приблизились и… остановились как вкопанные. На месте упокоения великого писателя мы увидели то, чего там никак быть не должно. Никак, никогда и ни при каких обстоятельствах…

«Уже несколько дней один и тот же сон заставляет меня просыпаться в холодном поту. Снится мне, что я гуляю по погосту. Вокруг ограды, кресты и самое страшное – могилы без креста. Будто хочу я выйти оттуда, и слышу колокольный звон и иду на звук, но не могу найти ворота, не вижу куполов, а так и брожу среди печальных холмиков.

Я пытаюсь понять, что означает этот сон. И нахожу несколько объяснений. Я боюсь за тебя и за себя. Муж мой очень изменился. Я вижу, как внутри его клокочет ярость. Иногда он бывает со мной приторно ласков, дарит цветы, приносит подарки. Будто хочет вновь завоевать мое сердце. Но эти попытки нелепы. И он понимает это и приходит в бешенство. И цедит сквозь зубы: «Я тебя не отпущу!»

Я очень боялась вашей встречи, мне казалось, что он не сдержится, схватит тебя, начнет душить. Ты пришел к нам, еще не зная об анонимке. Он поговорил с тобой спокойно и холодно. Мол, тайное стало явным, как только совесть позволяет являться сюда как ни в чем не бывало. Ты сказал, что сердцу не прикажешь, никто не хотел чужих страданий. Судьба.

Он пригрозил: еще раз приблизишься к жене моей – убью! Очень сухо произнес это и очень веско. Я все слышала, я была в коридоре. Я почему-то сразу решила, что он может. Что он действительно не отпустит меня, никогда не даст нам быть вместе. Мне страшно. Но я надеюсь, что со временем все успокоится и можно будет что-то предпринять. Пока же лучше не дразнить зверя. Нам нужно подождать. Хотя каждый день без тебя – пытка.

А еще он пожаловался моим родителям, просил повлиять на меня. И мама приняла его сторону. Уговаривала меня не портить себе жизнь, ведь здесь все налажено, проверено, а ты – темная лошадка. Наиграешься и бросишь, ты погубишь меня, как уже губил женщин. И жена от тебя сбежала, и еще была темная история про девушку, любовь и кровь.

И твой отец прислал мне ужасное письмо:

«Милая Екатерина Васильевна, сегодня Андрей был у меня и рассказал мне все про ваши отношения и ваши намерения. Не сердитесь на меня, милая, несчастная сестра, если слова мои покажутся вам резки; дело, о котором я буду говорить, так огромно важно, что надо оставить все внешние соображения для того, чтобы можно было ясно высказать то, что имеешь сказать. Вы совершили одно из самых тяжелых и вместе с тем гадких преступлений, которые может совершить жена и мать, и, совершив это преступление, вы не делаете то, что свойственно всякой, не говорю христианке, но самой простой, не потерявшей всякую совесть женщине, не ужасаетесь перед своим грехом, не каетесь в нем, не сознаете свое падение, унижение, не стремитесь к тому, чтобы избавиться от возможности повторения греха, а, напротив, хотите какими-то лживыми средствами (развод) делать возможным продолжение греха, сделать, чтобы грех перестал быть грехом, а сделался чем-то дозволенным… …Сегодня, прощаясь с Андреем, который был у меня и оставил во мне тяжелое впечатление совершенной нравственной тупости, непонимания значения своего поступка, я сказал ему совершенно искренне, что мне жалко его. Так же мне жалко и вас. …Жалко мне его и вас за ваше духовное падение, но жалко мне его и вас особенно за то будущее, которое ожидает вас. И это будущее я вижу так же ясно, как я вижу перед собой стоящую чернильницу. И это будущее ужасно…

Подумайте одни со своей совестью, перед Богом, устранив хотя бы на время всякие воспоминания об Андрее, о муже, обо мне, а подумайте только об одном, что вам перед Богом надо сделать, что бы вы сделали, если бы знали, что завтра умрете. Простите, вот именно простите и верьте моей искренней любви и жалости к вам. 2 июня 1907 г. Лев Толстой».