Зуфар Фаткудинов - Резидент «Черная вдова»

В июне 1918 года, когда канонада пушек Самарского правительства уже вовсю разносилась по Среднему Поволжью, Казанская губернская чрезвычайная комиссия после нескольких дней поиска арестовала агента германского генерального штаба Семена Перинова (он же Мишель Тряпкин-Кукшуев), по кличке Двойник. На допросах агент показал: его подлинная фамилия — Герхард Хаген. В Россию заброшен девять лет назад. Действовал сначала в княжестве Польском, а затем в Брест-Литовске, Петрограде и, наконец, в Казани. В расставленные им шпионские капканы с крупными денежными приманками попалось несколько важных птиц из высоких сфер жандармерии и царской армии. После того как Хаген завербовал жандармского полковника Мясоедова — близкого человека военного министра Сухомлинова, — сам кайзер Вильгельм II щедро его вознаградил.

Хотя из послужного списка этого агента и выходило, что он далеко не рядовой рыцарь плаща и кинжала, тем не менее в казанской шпионской паутине находился где-то совсем с краю. В центре — агент по кличке Черная вдова со свирепым нравом, как самка черного паука, которая под настроение съедает своего партнера-самца. Все приказы Двойнику шли от этого агента-невидимки. Его связник — мужчина с аскетическим лицом и бегающими, как у жулика, маленькими глазками — всегда строго напоминал приказ Черной вдовы… Этого агента Двойник никогда не видел и первое время полагал, что это женщина, прошедшая огни и воды. Но потом заколебался: уж слишком быстро и точно реагировал Черная вдова на акты властей и сложные ситуации в стране и в Поволжье. Похоже, заправлял умный, постоянно варившийся в котле важнейших событий мужчина.

Но с другой стороны, в исторической какофонии шпионажа и политических убийств немало женщин играли первую скрипку. Даже грациозные аристократические дамы питали слабость к яду и кинжалу, когда речь шла об их тайных интересах. Чего только стоит племянница кардинала Мазарини герцогиня Суасон. Где бы она ни появлялась, при французском королевском дворе или в испанском Эскуриале, — всюду за ней тянулся черный шлейф загадочных смертей. В Мадриде ее считали виновницей ранней кончины самой испанской королевы.

А то, что, например, не смогли сделать дюжие жирондисты во времена Французской революции, сделала хрупкая дворянка Шарлотта Корде, которая, проникнув в дом к лидеру якобинцев Жану Марату, заколола его кинжалом.

Женщины-шпионки, соглядатаи, как заведенные часовые механизмы, бесстрастно выполняли свои прямые обязанности, если даже на них обращали пристальное внимание, более того — их благосклонного отношения домогались великие люди. Агент III отделения жандармерии Российской империи Собаньская была приставлена графом Бенкендорфом шпионить за великим польским поэтом Адамом Мицкевичем. И она это делала очень прилежно, ни на час не отвлекаясь от объекта наблюдения, и даже не отвечала на страстные письма Александра Пушкина, который был очарован этой женщиной. Конечно же, оба поэта и предположить не могли, что диктовало ее поступками. Никто из современников Собаньской так и не узнал о ее подлинной роли.

Словом, Двойник терялся в догадках. В общем, ему перестали доверять. Это он хорошо понимал. Возмущался, но терпел. Но чаша терпения могла в любое время переполниться. Ну а стрела недоверия, выпущенная своими же, вообще могла сыграть роковую роль: пригвоздить его к могильной плите провала. И это за преданность фатерлянду! Обида жгла огнем, терзала душу, не давала покоя, но уже ничего нельзя было исправить. Тюремная камера своим холодным дыханием постоянно напоминала, что она тоже могила, но только для живых.

А как он легко и красиво шел к цели многие годы, словно по сверкающему паркету ампирного зала. Ведь в Петербурге именно так и было… Великосветские салоны, мраморные позолоченные будуары столичной аристократии, пьянящие изысканно красивыми женщинами балы высшего света, куда он был вхож благодаря службе управляющим в имении министра царского двора Фредерикса. Он, Герхард Хаген, был великовозрастным пажом сразу у нескольких благородных дам. Но он, однако, не ограничивался лишь приятными и милыми поручениями своих прекрасных повелительниц, как то: подавать вовремя инкрустированные золотом веера из слоновой кости, передавать крупным вельможам надушенные французскими духами записки, начертанные на лощеной бумаге с вензелями императора Николая II, но и с неутомимой жаждою разгонял у дам плохое настроение, особенно по ночам, предварительно сняв с них платье и все остальное.