Дмитрий Вересов - Опер печального образа

Тут Аня заметила, что отклонилась от маршрута. Оборотня спортивный комплекс не интересовал. Он не караулил Машу, а встретил ее случайно на своей тропе, через дорогу, за автостоянкой, за кинотеатром с космическим названием, под высоковольтной линией. Здесь еще валялись обрывки полосатой ленточки, которой милиция огораживала место преступления.

Какой-то участок пути Аня шла под гудящими проводами, гадая — вредно это или не очень. Но скоро проводам оказалось с ней не по пути. До этого Аня шла среди брежневских девятиэтажек, потом петляла между «хрущевками», теперь для нее наступала архитектурная эпоха сталинизма.

В первом же «сталинском» дворе, освещенном еще робкими лучами солнца, под утренние трели птиц она встретила первых в это утро людей. Их было двое. Шли они неровно, занимая гораздо больший коридор, чем обычная человеческая пара. Аня еще не разглядела их лиц, и они, наверное, еще не заметили Аню, но девушка сразу почувствовала исходившую от них угрозу. Но вместе с мыслью — не ломануться ли через кусты? — пришло чувство мирно пасущегося четвероного, которого хищники уже заметили. Может, обойдется?

Эти двое парней, судя по всему, шли из кабака или с дискотеки. Один прихрамывал, другой время от времени прикладывал запястье к разбитой губе. Видимо, ночь прошла для них не очень гладко. Увидев Аню, они забыли про свои раны. Прямо к ним приближалась возможность реабилитироваться за свое недавнее поражение. Причем, какая возможность!

По тому, как они оглядывали кусты, возможные пути ее отступления, Аня поняла что опять попала в историю. Это было уже слишком! От досады на себя, на этот недобрый к ней город, на людей, в нем проживающих, она остановилась, как вкопанная, словно несла-несла что-то хрупкое, тонкое, а в самом конце пути грохнула об асфальт.

Аня понимала, что надо начать заговаривать им зубы и ждать счастливого случая. На свои легкоатлетические качества она не надеялась. Когда помятые лица парней были уже различимы даже с ее близорукостью, позади Ани с шумом всколыхнулись кусты. Она вздрогнула, ожидая появления со спины еще одного агрессора.

Но из кустов выскочил не человек, а огромная черная лайка. Очень похожая на ту, из стаи. Будто не замечая Аню, она пронеслась мимо нее, только слегка задев пушистым хвостом. Без рычания и лая, коротким прыжком она опрокинула одного из парней на асфальт и тут же переключилась на второго, с разбитой губой. Лайка цапнула его за опрометчиво выставленную ногу, рванула на всякий случай за брючину и застыла перед врагами, обнажив самое древнейшее оружие на Земле — клыки.

— На поводке надо держать такую собаку, дура! — кричали уже не опасные парни, окончательно испортившие себе дискотечное настроение. — Мы тебя еще поймаем! Мы твою собаку найдем…

Проводив их взглядом, Аня посмотрела туда, где еще только что скалился ее неожиданный спаситель. Его действительно надо было искать…

В этот вечер в ресторане «Ошхамахо» не было ни одного кавказца, за исключением поваров и администратора. С утра персонал тщательно готовился к визиту милиции, но не к обыску, проверке документов или другому оперативному мероприятию, а к большому банкету. Отмечалось получение милицейским начальником очередной звездочки.

Оформление ресторана «Ошхамахо» было дипломной работой молодого грузинского дизайнера со странной для мингрела фамилией Гоголь. Надо сказать, что дизайнер не посрамил знаменитой фамилии. Конечно, это был не «Ревизор» дизайна, не «Записки сумасшедшего» композиции и, тем более, не «Мертвые души» в оформлении точки общепита. К тому же, свою работу Джамбул Гоголь все-таки закончил.

В центре зала был, конечно, Эльбрус со снежной макушкой, на фоне синего неба, по экрану которого время от времени пробегали облака. Эльбрус тоже был на большом экране, зато у его подножия стояла скала из натурального гранита, по ней сбегала горная речка, даже пенилась у камней, а за декорациями исчезала в фановой трубе. Очень натурально смотрелась кавказская флора. Фауна была представлена горным бараном на вершине скалы и несколькими птичками.

Хорошо Гоголю удались детали. Забытый у речки кувшин, срубленная, видимо, ударом шашки Басалай ветка, отпечаток босой женской ножки на песке, который перед открытием ресторана каждый раз обновлялся одной из официанток.