Дмитрий Вересов - Опер печального образа

Михаил пришел за полночь с лицом еще более усталым, чем на экране телевизора. Он принял душ, ел свой ужин машинально, быстро и без разбора. Чтобы встать и дойти до постели, сделал над собой заметное усилие.

— Медвежонок, а есть, наверное, в дзю-дзюцу упражнения и методики для снятия усталости и стресса? — осторожно намекнула Аня.

— В Греции все есть, — отозвался Корнилов, то ли не понимая, то ли ленясь понимать намеки. — Даже пятый труп…

Сказав это, Михаил упал на кровать, как подкошенный. Аня опять увидела перед собой растопыренную пятерню Харитонова. Только на этот раз он не закрывал камеру, а показывал количество совершенных на данный момент убийств.

Аня давно для себя решила, что убийство Елены Горобец стоит в этом кровавом ряду особняком, что Обур еще не пойман, и надо ждать в ближайшее время, точнее, в полнолуние, следующего убийства. Аня, казалось ей, была к этой новости готова, но вышло, что не очень. Она опустилась на кровать рядом с мужем, чувствуя во всем теле невесть откуда взявшуюся свинцовую тяжесть. Ей вдруг подумалось, что пятая убитая тоже должна быть ее близкая знакомая или родственница. Эта была до того страшная мысль, что Аня напрягла всю свою волю, чтобы отстраниться от нее, постараться не накликать новой беды, если ее, конечно, еще не было здесь. Может, это еще не ее горе. Но почему тогда молчит Михаил?

Она наклонилась к мужу, который лежал поперек кровати, и увидела, что тот не держит паузу, не подбирает слов, а спит самым натуральным образом, приоткрыв рот.

— Корнилов, погоди немного! Ты мне еще нужен!

Аня толкнула мужа, дернула за ухо, наконец, бесцеремонно зажала ему нос и рот. Михаил открыл глаза и застонал, как от зубной боли.

— Я столько времени трачу, сражаясь против рукоприкладства в органах, против всяких «слоников», а пытки процветают в моей собственной семье. Можешь, конечно, придушить меня, но только во сне, не будя. Мне же через два часа вставать!

— Как через два часа? — не поняла Аня.

— Так. Я вырвался помыться, перекусить, пару часиков поспать. Сама должна понимать, что у нас в отделе сейчас творится. «Глухари» прилетают по лунному календарю, чуть ли не по часам. А начальство считает, что чем меньше мы спим, тем лучше работаем. Тут и наш папаня Валек бессилен. Такая амбразура образовалась, что он ее уже не закрывает. Меня генерал Столяренко уже напрямую материт. То Мишенька-голубчик, то такой-разэтакий…

— Ты же все равно поперек кровати улегся, — оправдалась Аня. — Я, конечно, женщина миниатюрная, но не Дюймовочка все ж таки. Или ты думал, что я ночами не сплю, сижу с краешку, на тебя влюбленными глазами смотрю и умиляюсь? Дудки! Я тоже живой человек, тоже дрыхнуть люблю. К тому же во сне у тебя вид очень глупый…

— Разве? — удивился Михаил. — А сны мне снятся умные, я бы сказал, научно-популярные, общеобразовательные. Сколько себе внушаю, чтобы снилась полезная информация по работе — так нет, все какие-то документальные фильмы из жизни личинок. С тобой, правда, в главной роли…

— Это я-то личинка? — теперь уже удивилась Аня.

— Королева личинок, — поправился Михаил.

— Королева личинок? Ладно, пускай, — Аня неожиданно смирилась с этой ролью, опять стала серьезной. — Кто она, пятая?

— Обычная девушка. Маша Журавлева, студентка, девятнадцать лет, — вздохнул Корнилов. — Возвращалась домой с тренировки по таэквон-до. Причем, имела черный пояс. Готовилась со следующего года сама вести группу начинающих. Вот вам женские черные пояса! Хотя, наверное, я напрасно возмущаюсь. Та же картина, что и в первом, и втором убийстве. Спокойствие и покорность в позе, словно живая заложница лежит, боится пошевелиться. Нападал-то Обур, конечно, сзади…

— Ты называешь его Обуром? Ты думаешь, тогда с ним разговаривал на форуме, с настоящим убийцей?

— Не знаю. Надо же его как-то обзывать.

Я пару раз опять выходил на этот дурацкий форум, пытался вызвать его на разговор, но ничего не получилось. Молчит, затаился, словно находится где-то совсем рядом, и если начнет говорить с нами по телефону, мы его живой голос услышим.

— Ты замечаешь, от всех этих убийств, как тень какая-то черная, ложится вина на других людей? — спросила Аня, теребя Михаила за ухо, чтобы он не отрубился. — Первая девушка поссорилась со своим парнем. Он не пошел ее провожать, и она погибла. В смерти Синявиной есть моя вина… Не спорь! Не прямая, а какая-то скрытая, по судьбе, по карме, не знаю еще, по чему. Еще вина тамады, по глупости пославшего Люду за дождевой водой. Потом Оля… Это моя вина без всяких оговорок, отступлений. Мне ее замаливать до конца моей жизни придется и на потомков моих еще хватит…