Дмитрий Вересов - Медный всадник

Несколько дней он не мог прийти в себя, бродил по врачебным кабинетам. Его физическое здоровье не вызывало у эскулапов сомнения – осколком оцарапало ухо, да еще легкая контузия, от которой вскоре не осталось и следа. Легко отделался. Но в такие моменты понимаешь, насколько ценишь жизнь, как хрупка грань, отделяющая тебя от небытия.

Акентьев навестил его в больнице в тот же вечер. Иволгину сначала показалось, что пришел призрак. Акентьев повторил все свои обещания, прозвучавшие на злополучном собрании. Можно было подумать, что ничего не произошло. Вадим изучал материалы, посвященные этому взрыву, пытаясь понять, как все было. Однако статьи противоречили друг другу в деталях, прокуратура не разглашала подробности, ссылаясь на тайну следствия, а потом очередное заказное убийство заставило журналистов и публику забыть о теракте в КУГИ.

Иволгин и сам перестал о нем думать. Лучше и не задумываться, тем более, что были дела и поважнее. Иволгин улаживал с Первым отделом формальности, связанные с вскрытием подвалов. Его подгоняли воспоминания о том, что было сказано на памятном заседании. Несмотря на все теплые слова Александра Акентьева, Вадим вовсе не был уверен, что сможет контролировать ситуацию. Такие люди, как Акентьев, легко раздают обещания, когда им это нужно. Не внушал доверия Александр Акентьев, несмотря на то, что устроил когда-то Домового в это учреждение.

Кроме того, он чувствовал, что должен сделать это сам, без чьего-либо участия. Это его крест и нести его будет он сам.

– Вадим Геннадьевич, – полковник Черных, сменивший Колесникова на посту главы Первого отдела, не разделял энтузиазма Иволгина, – я не уверен, что мы имеем право принимать в одну минуту подобные решения!

Вадим Геннадьевич саркастически усмехнулся.

Этот тон ему нравился, нравилось растерянное выражение на лице работника госбезопасности. Сейчас ему казалось, что только ради этого момента стоило разрушить систему. Чтобы посмотреть на лица всех этих Колесниковых и Черных.

– Вы сейчас с ломом сунетесь в подвалы, а кто потом расхлебывать все это будет?! – продолжил Черных, опасливо косясь на портрет президента. Обстановка в кабинете была столь же аскетична, что и в те далекие дни, когда Вадим Иволгин выслушивал здесь назидания Колесникова. Но в стране обстановка была совсем уже иной, и Вадим знал, что добьется своего.

– Не беспокойтесь, Игорь Николаевич, – сказал он, – я, знаете ли, давно привык сам отвечать за свои поступки. И рад бы свалить иногда на кого-нибудь другого, но никак, к сожалению, не выходит! А что касается решения, то я его уже принял, и уверяю вас, на это ушла не одна минута, а гораздо, гораздо больше.

– Но вы же понимаете, что прежде необходима экспертиза, а на это уйдет немало времени. И, вероятно, средств, – добавил Черных как последний аргумент, – и это тогда, когда наше предприятие переживает далеко не самые лучшие времена! Возможно, вы не знаете… – он наклонился к Иволгину и понизил голос. – Но в кулуарах идут разговоры о том, что наше предприятие скоро может быть объявлено банкротом. В таких условиях, как мне кажется, любые действия, не оправданные насущной необходимостью…

Черных тщательно подбирал слова, но переубедить Вадима был не в силах.

– Не преувеличивайте, я навел все необходимые справки в институте микрокультур. Экспертиза уже проведена, Игорь Николаевич, примите это как факт. В помещение был запущен микрозонд – знаете, вроде тех, что используют в хирургии. Во взятой пробе воздуха опасных микроорганизмов не содержится. И на этот счет имеется официальное заключение. Что касается насущной необходимости, то могу сказать откровенно – эти подвалы интересуют лично меня.

– Хотел бы я знать, – Черных с трудом скрывал раздражение, – что же вам так дались эти подвалы? Площадей у нас хватает! Если дела и дальше пойдут, как сейчас, то нам придется отказаться даже от того, что мы имеем. Вы ведь знаете, нынче многие госпредприятия сдают помещения в аренду. Под бордель, например!

– Не беспокойтесь, – сказал Иволгин. – Бордель я устраивать в подвалах не собираюсь. Это было бы слишком… экстремально.

Черных покачал головой. «Не будите лихо, пока оно тихо», – говорили его глаза. Но вслух он ничего больше не сказал. Было очевидно, что это бесполезно.

Иволгин с трудом уснул. Это все равно, как ночь перед экзаменом.

Теперь, когда его ничто больше не сдерживало, события развивались с головокружительной быстротой.