Фредерик Дар - Беби из Голливуда

- Еще как!

- Я тоже, - быстро вставляет мудрый парикмахер, - понимаете, этот гребень от меня.

- Во всяком случае, даже если ваша толстуха здесь была, то больше ее нет, - уверяю я. Берю принимается хныкать.

- Ее, может, убили и закопали в парке, - задыхается он. - Ты не думаешь, что здесь все нужно обыскать?

- Но только не сейчас...

Я бросаю еще один взгляд на гребешок.

- Всего лишь одна маленькая зацепочка... А ведь таких гребешков, наверное, много...

- С такой звездочкой? - протестует оскорбленный любовник. - Такого быть не может! Эта модель - эксклюзивный экспонат из дома Шиньон-Мерин. Я единственный обладатель в округе.

Господи!.. Ощущение, будто я растекаюсь. Подыхаю, как хочу спать! Что угодно отдал бы лишь за несколько часов сна.

- Послушайте, дорогие господа, - шепчу я без сил. - Давайте посмотрим реальности в лицо: если Берту закопали, мы ей уже не поможем, а завтра, скорее всего, найдем ее живой...

Спорная философия, согласен, но кто еще зажжет искру надежды в беспокойных сердцах моих глупых друзей?

- Поехали поспим пару часов у меня, - предлагаю я. - Потом подведем итоги. Нет ничего хорошего, если мы окочуримся от бессонницы.

Глава 14

Просыпаюсь от будильника. Это специальная полицейская модель с тремя продолжительными звонками и мелодиями, способными приподнять даже мертвого. Молоточек настолько плотно прилегает к колокольчику, что нужны ножницы по металлу, чтобы оторвать его в порыве утреннего очумения.

Кроме того, буквально тут же входит Фелиция, встречающая день во всеоружии с подносом в руках. На подносе все необходимое мужчине, который лег в пять, чтобы проснуться в семь, а именно чашка крепкого кофе мокко и фирменный коктейль Фелиции.

Коктейль состоит из следующих ингредиентов: полстакана теплой воды, сок целого лимона и ложка соды.

Сначала вы проглатываете желтую жидкость, затем пьете кофе и ждете десять минут... Материальное ощущение силы наполняет вас, а невыразимое желание побыстрее очиститься от ненужных шлаков выбрасывает из постели как мощная пружина.

- Ты уверен, что тебе так рано надо уезжать? - вздыхает маман.

- К сожалению, да! - отвечаю я. - Между нами говоря, я очень обеспокоен по поводу старушки Берю. Эта гусыня ввалилась прямо в осиное гнездо... Странная история!

- Конечно...

- Ты разбудила ее товарищей по матрасу?

- Мне не хватает смелости, - опять вздыхает Фелиция.

Маман поднимает палец вверх, призывая к полной тишине.

- Вот послушай!

Но можно и не напрягаться.

- По радио передают трансляцию с двадцатичетырехчасовых автогонок в Мансе, маман?

- Ой, что ты, я даже не включала радио!

- Наверное, ты права, - говорю я, - пусть дрыхнут. Если судить по их вчерашнему состоянию, они будут храпеть до полудня.

Я выпрыгиваю из постели и принимаю очень холодный душ. Это окончательно приводит меня в чувство реальности. Затем протираюсь лосьоном для настоящих мужчин (продукт дома "Балансиага" - бесплатная реклама, прошу учесть!), а чтобы победить все ненастья и самых недоступных женщин, надеваю костюм в стиле спорт из английского твида, привезенного из Швеции на голландском корабле.

- Ты вернешься к обеду? - спрашивает Фелиция с надеждой в голосе.

- Боюсь тебе обещать, но во всяком случае обязательно позвоню.

Она провожает меня к машине через сад, где, как гвардейцы, торчат капустные головы, а розы сбросили лепестки в осеннем стриптизе,

- Не знаю, любят ли твои друзья свинину? Я хотела приготовить ее на обед...

- Они обожают свинину, - уверяю я, - особенно Берю. Но не ошибись в количестве. Толстяк будет утверждать, будто ест как птичка, забыв сказать, что птичка эта - птеродактиль.

Фелиция сконфуженно опускает голову. Ее мечта - накормить весь мир. Начиная с меня и заканчивая муравьями, для которых она укрепила возле окна маленькие кусочки сахара.

- Береги себя, сын мой!

- Не волнуйся, мама. Я всего лишь встречаюсь с дамой.

В ее взгляде читается: но по серьезным причинам!

Я ныряю в туман, плотной ватной пеленой опустившийся на Париж.

Булонский лес усыпан рыжими сухими листьями, которые легкий ветерок гонит по асфальтированным аллеям. Я люблю осень. Мне кажется, я уже вам об этом говорил, хотя вам наплевать, как на свой первый молочный зуб. В таком самоотречении умирающей природы (если у вас началась головная боль из-за моих описаний осени, примите аспирин) думается значительно легче. Я очень часто убеждался в том, что интенсивность выделения мыслей зависит от сезона.