Фредерик Дар - Беби из Голливуда

Так и подмывает ответить, что я некоторое время назад уже принял кое-что очень горячее, а именно десерт, обладающий сладким именем Эстелла. Вслух же говорю, что теперь бы в самый раз что-нибудь прохладное. Во рту у меня, будто на дне птичьей клетки, и бокал шампанского в такое время никогда не повредит хорошему полицейскому.

Произнесенное маман название "Лансон брют" заставляет Толстяка встрепенуться и отвлечься от своих печалей. Его глаза начинают светиться золотым блеском, словно оберточная фольга на пробке шампанского.

- Валяй рассказывай, - покорно говорю я.

- Так вот...

Он развязывает запутавшиеся шнурки на правом ботинке и снимает его с помощью другой ноги. Продравшийся носок дает возможность свободно дышать пальцам (но не нам!) с ужасными нестрижеными ногтями, что указывает на принадлежность Толстяка к отряду копытных. И даже копытных в трауре.

- Ты позволишь? - спрашивает он после содеянного. - А то ноги из-за ногтей отваливаются.

- Толстяк, ногти и рога из одного материала - рогоносного. Ими ты провоцируешь тех, кто...

- Не валяй дурака, Тонио... Я совершенно разбит из-за этой авантюры...

Он срочно умолкает, видя, как маман вносит запотевшую с боков бутылку.

- Не спеши, успеешь выложить мне свои объяснения и позже, - предлагаю я. - Или, может, хочешь их написать?

- Когда мы расстались, ну, после обеда, не знаю, заметил ты или нет, но Берта была вся на нервах.

- Это перло в глаза, как твой красный нос на том месте, что тебе служит лицом...

- Поскольку в доме не было готовой еды, а ей не хотелось опять торчать на кухне, да в такой час, то мы пошли в ресторан. Знаешь, заведение "Ладжой" на улице позади нас... Их фирменное блюдо - цыпленок в вине.

Он вздыхает, и глаза его слезятся от гастрономических воспоминаний.

- Они подают его с маленькими белыми луковичками, кусочками жареного сала и гренками, натертыми чесноком. Чеснок имеет первостепенное значение при приготовлении цыпленка в вине. Многие повара не кладут чеснок, будто бы он забивает вкус лука... Я всегда смеюсь... (И действительно, он смеется так, что, возможно, и у вас слышно, если вы прислушаетесь.) Я смеюсь, потому что чеснок, как говорится, - жена лука...

- Нет! - обрываю я его. - Чеснок - педераст!

Моя дурацкая шутка возвращает обжору к реальности. Его толстая физиономия опять принимает плаксивое выражение.

- Хорошо, проехали... - вздыхает он.

- Ладно, переходи к меню, у маман есть поваренная книга с рецептами и предисловием врача-диетолога.

- Значит, мы пошли в ресторан. И за десертом Берта начала скандал...

- Что, в творожный крем попала горчица?

- Нет... Но ей в башку вдруг ударили воспоминания о том, как мы парились в твоей машине. Она принялась кричать, что мы, то есть ты и я, оба ни на что не способны. Ей, мол, раньше и в голову не приходило, что в наши дни похитители могут удерживать по нескольку дней честных женщин, а скоты полицейские наедают себе хари, вместо того чтобы гоняться за преступниками...

Он умолкает.

- Да, это так, Толстяк. Лучше бы ты был стекольщиком.

- Надо, что ли, тебе все время шутить, даже в серьезных случаях.

Я наливаю шампанское в бокалы, и мы принимаемся их опустошать.

- За здоровье Берты! - произношу я.

Парикмахер роняет скупую слезу в бокал.

Толстяк же, напротив, выпивает содержимое одним махом, будто речь идет о стакане минеральной воды в несусветную жару.

- Она была в таком бешенстве, что встала и ушла, - говорит Берю. - Она так вся возбудилась от собственных речей, сам знаешь! И вот она сматывается, а я еще не расплатился. Представляешь, она даже не доела малину под взбитыми сливками. Не пропадать же, когда оплачено, пришлось добить и ее порцию.

- Ну а дальше?

- Поначалу я не очень беспокоился. Я подумал, она пошла плакаться в жилетку моему другу Альфреду, присутствующему здесь...

Альфред подает плаксивый голос:

- А я ее даже не видел!

- Представляешь? - хныкает Берю. - Он ее не видел. Я целый день провел в поисках. Был и там и сям, всех знакомых обежал, во всех пивных в квартале побывал. Вечером прихожу домой - никого! Жду - опять никого! В десять часов меня приподняло и я побежал будить моего друга Альфреда, присутствующего здесь...

- А я ее так и не видел! - жалобно тянет косильщик усов и шевелюр.

- Слышишь? - всхлипывает Толстяк. - Он ее так и не видел... Мы бродили до полуночи от моего дома к его и обратно. Украли Берту!

- Иди ты к черту!

Последнее замечание мое. Не для рифмы, конечно, просто так получилось. Потому что меня вдруг охватывает волнение. Настоящее, по-серьезному...