Расслабившись, Альбер подходит к актеру.
- Привет, Фредди! - бросает он.
Лавми открывает глаза и закрывает рот, будто неспособен держать открытыми и то и другое.
- А, привет, Боб!
- Хочу представить вам своего друга, - говорит Галиматье на английском, указывая на меня. - Хороший парень, и очень хочет познакомиться с вами.
В какой-то момент у меня возникает опасение, что Альбер назовет мою профессию. Но он об этом не говорит, и я понимаю, что упущение сделано специально. Мой друг журналист большой психолог. И он меня знает. Ему известно, что мне плевать на актеров, кто бы они ни были, и если я пришел сюда, в киностудию, то наверняка что-то разнюхать и дело, скорее всего, очень серьезное.
Где-то внутри себя я благодарю Галиматье за скромное умолчание, и мои дружеские чувства к нему становятся сильнее.
- Привет! - кивает мне Фред Лавми.
Он отодвигает малого с пульверизатором, подмигивает мне и выпрямляется. Лавми, на мой первый взгляд, не выглядит испорченным букой. Он дутая звезда экрана, и серое вещество не очень беспокоит его, дает спокойно спать по ночам, но парень он вроде добрый, понятно сразу.
- Ну вот, теперь вы знакомы, - ухмыляется Альбер.
Поскольку у меня на физиономии отражается внутреннее беспокойство, Альбер пожимает плечами.
- Валяй, но только он не говорит по-французски. Собственно, он и по-американски-то с трудом говорит. Этот малый - цветок предместий больших городов Америки. Его мироощущения формировались среди проституток Филадельфии, а тамошние легавые учили его с помощью дубинки отличать хорошее от плохого. Так что если он чего-то добился, то это уже заслуживает уважения, понимаешь?
- Еще как!
Но Фред в любом случае мне очень симпатичен. Под личиной этакого небрежного громилы угадывается большая человеческая грусть и одиночество.
- Красивый парень, скажи? - говорит Бебер тоном продавца на рынке, расхваливающего свой товар. - У него коктейль поляков и ирландцев в крови, и каков результат! Шикарные ребята американцы! Никакого прошлого, зато какое будущее!
- Что он говорит? - подмигивает мне Фред.
Если я и понимаю по-английски, правда, с трудом, то говорю еще хуже. Но все же, собрав в кучку все свои мизерные знания, изрекаю фразу, которая очень веселит кинозвезду.
- Кто этот верзила, похожий на хот-дог? - спрашиваю я, указывая на малого с пульверизатором.
- Его секретарь. Он служит Фреду менеджером, прислугой и доктором... Его зовут Элвис. Немножко угрюмый, но хороший парень, хоть и педераст...
Я задумчиво разглядываю голубого секретаря. Не он ли, случаем, тот самый, что похитил нашу милую мадам Берюрье?
В мою битком набитую голову заскакивает еще одна шальная мысль.
- Мне бы очень хотелось получить фотографию господина Лавми на память, - говорю я. - Но не кадр из фильма, а портрет живого человека, как сейчас, например, когда ему орошают глотку пульверизатором... Насколько я тебя знаю, ты не пройдешь мимо таких кадров!
- Именно так! - соглашается Альбер. - Ладно, получишь, если тебе надо, мой фотограф как раз здесь, в студии, с альбомом.
Альбер отходит от нас на минутку. Лавми спрашивает, работаю ли я в прессе. Я отвечаю утвердительно.
Секретарь укладывает свой дезинфицирующий инструмент в металлический чемоданчик.
Почему-то этот чемоданчик напоминает мне тот, о котором говорила толстуха. Помните, тот самый, где лежала тряпочка с хлороформом?
Я призываю себя к спокойствию. "Малыш Сан-Антонио, не давай себя увлечь собственному воображению, иначе оно уведет тебя слишком далеко..."
Галиматье возвращается с глянцевой фотографией, держа ее двумя пальцами.
- Такая подойдет? - спрашивает он, ухмыляясь.
На фотографии изображен секретарь Лав-ми к нам лицом, занимающийся своим хозяином, который сидит к нам спиной.
На лице моего друга возникает ироническая улыбка.
- Согласись, что именно секретарь тебя интересует, Тонио? Я это понял по взглядам, которые ты на него бросал. Печенкой чувствую, тут пахнет крупным преступлением. Послушай, дружок, я тебе помогу и достану любые сведения, но если ты, когда настанет время, не дашь мне первому хорошую информацию, я опубликую фотомонтаж, где ты будешь голым на осле с щеткой для сортира в руке, и назову эту эмблему символом твоей профессии.
Глава 8
У четы Берю физиономии, как пасмурная погода. Толстяк проголодался по-настоящему, а проглоченный недавно паштет растворился в его утробе, как незабудка в коровьей пасти. Красавица Берта вне себя от ярости. Ее усы воинственно топорщатся. В машине страшно жарко, и оба красные, как раки после уик-энда в кипящей кастрюле. Словом, идеальная пара.
Читать дальше