Марина Серова - Все против короля

– Можно! – настаивала на своем Аронкина. – Директор издал приказ об увольнении накануне его болезни. Борщинский заболел после того, как узнал об этом.

– Последним днем работы считается день увольнения и получения трудовой книжки. А Борщинский понятия не имел о приказе, пришел на работу, и там ему стало плохо...

– Какие все нежные! Как свои темные дела проворачивать, так здоровье в порядке, а как нести заслуженное наказание, так сразу – инфаркт! Нет, мы все поставим на место! И договор тоже поменяем.

Циничность Аронкиной меня просто взбесила. Но я взяла себя в руки и сказала ей спокойно и твердо:

– Надежда Степановна, то, о чем вы меня просите, противозаконно. Я думаю, вы и сами это понимаете. Если подпись на самом деле подделана, то экспертиза это установит, и Владимиру Дмитриевичу не о чем беспокоиться...

– Казакова! Я сказала: договор надо поменять! – настаивала на своем кадровичка. – Это приказ! Ты что, хочешь потерять работу?

Я хотела повторить свое твердое «нет». Но потом мне в голову пришла одна осторожная мысль – если я буду открыто выступать против руководства, то за всеми бедами, свалившимися на Кудринцева и его семью, будет просматриваться мой след. Ну и пусть! Я все равно после отпуска собиралась уволиться. Пришло время. Юридического опыта у меня уже достаточно, а портить свою репутацию мне нет никакого смысла. Какое-то время в нашем разговоре была пауза, но когда мы подъехали к проходной, я сказала:

– Надежда Степановна, я считаю, что увольнение главного механика незаконно, так же, как и подмена договора.

Аронкина потеряла дар речи. Ее щеки стали красными, как два помидора.

– Ну, Казакова, ты еще об этом пожалеешь! Я прямо сейчас доложу об этом генеральному директору.

– Это ваше право.

– Нет, пойдем вместе к Кудринцеву!

– Не вижу смысла, я – в отпуске. До свидания, Надежда Степановна!

Аронкина была в замешательстве. Ее задача осталась невыполненной, и она вдруг решила сменить свою тактику – перешла с кнута на пряник:

– Полиночка, ну как же так? Я думала, мы с тобой подруги, а ты вон, значит, как! Я ведь хотела похлопотать, чтобы тебе премию дали и зарплату повысили.

– По-моему, вы забыли, что я – юрисконсульт, поэтому должна строго блюсти законность.

– Казакова, ты либо слишком умная, либо полная дура, – сказала начальница отдела кадров. – Скорее всего, второе.

Я проглотила это замечание и завела мотор.

Вечером я зашла в интернет-кафе, села за компьютер. Сегодня в условленное время Мешков вышел на связь под ником Гоша.

– Уважаемый наследник Маститого, – писал он, – вы меня с кем-то перепутали.

Обращение на «вы» вызвало у меня улыбку. Я написала в ответ:

– Нет, Гоша, я ничего не перепутал. Ты и сам это прекрасно знаешь. Изворачиваться бесполезно. Ты попал! У меня куча доказательств.

– Бред! Никаких доказательств нет и быть не может. Отстань от меня, не теряй времени на глупые шутки, – Мешков быстро потерял последние признаки вежливости, перейдя на «ты».

– Гоша, я никогда не шучу. Думаешь, Марго с пацаном отправил за бугор, так это что-то изменит?

– Не понимаю, о чем ты, – продолжал упорствовать Игорь Алексеевич. – Скажи прямо, чего ты добиваешься.

«Хорошо, прямо так прямо», – подумала я и написала:

– Я хочу компенсации ущерба.

– Не дождешься! – мгновенно ответил Мешков.

«Ладно, придется, пощекотать тебе нервы», – усмехнулась я и напечатала:

– Гоша, не валяй дурака! Хотя ты любишь, чтобы над тобой смеялись. Одно твое исполнение песни «Ой, мороз, мороз» дорогого стоит. Как ты думаешь, Марго и ее отпрыск тоже будут смеяться?

– Я не умею петь, медведь на ухо наступил, и песни такой не знаю, – стал отнекиваться Мешков после некоторых раздумий.

– Это очень популярная застольная песня. Впрочем, до морозов еще далеко. Давай поговорим о лете. Классно сейчас на Красном море, ты не находишь?

– Не знаю. Не морочь мне голову. Говори прямо, что ты хочешь?

– Мне одна лошадка в твоей конюшне понравилась.

– Хочешь купить? – тупил владелец конюшни.

– Я еще и покупать у тебя должен? Ха-ха-ха!

– Не понимаю, что тут смешного.

– Гоша, а ты подумай, раскинь своими куриными мозгами! Поговорим завтра в это же время. И без фокусов, – написала я и закрыла страницу.

Когда я приехала домой, дед первым делом спросил:

– Как ты сходила в прокуратуру?

– Никак. Новый следователь не задал мне ни одного толкового вопроса. Знаешь, он такой самовлюбленный и... продажный! Часики, телефончик... Все очень дорогое... В общем, Шишкин пригласил меня лишь для проформы. Увы, с подачи Кудринцева и при активной поддержке мэра он делает из Борщинского матерого преступника. Аронкина дала мне это понять. Кстати, я встретилась с ней в прокуратуре. – Я рассказала Арише про то, как Надежда Степановна уговаривала меня подтвердить законность увольнения и подменить договор. – Я отказалась, но это ничего не изменит. На проходной есть ключи от моего кабинета, они подменят контракт и без моего участия.