Грегори Макдональд - Флетч в Зазеркалье

– Вы опять правы, Редлиф! – воскликнул Флетч.

– Джек?

Оставив дверь открытой, Флетч вошел в ту половину коттеджа, которую отвели Джеку, и зажег лампу на прикроватном столике.

Джек сел, щурясь, посмотрел на Флетча:

– Который час?

– Сорок пять минут первого.

Джек тряхнул головой.

– Я спал.

– Не самый плохой способ проводить время в постели.

– В чем дело? – спросил Джек. – Ты еще в смокинге.

– Редлиф умер.

– Доктор Честер Редлиф?

– Он самый.

– Кто его убил?

– Я.

– Что?

– Я убил Честера Редлифа, – уточнил Флетч.

– Лучше скажи мне, зачем черепахе пересекать дорогу.

– Чтобы добраться до автозаправки «Шелл».

– Ты шутишь.

– Отнюдь.

– Чем ты его убил? Как?

– Словами. Ты попросил меня поговорить с ним. Я поговорил. Думаю, ты не ошибся: с Честером Редлифом давно уже никто не говорил откровенно, по душам. Разговор получился нервным. Теперь-то я понимаю, что поставил под сомнение его modus vivendi. [15]Назвал его диктатором. Даже идиотом.

– Ты назвал доктора Честера Редлифа идиотом?

– Вырвалось, знаешь ли. Упрямый человек, каким бы умным он ни был, – идиот.

– Он умер от того, что его назвали идиотом?

– Умер он or обширного инфаркта. Но сказал, что его никогда не называли идиотом.

– Сердечный приступ?

– Да.

– Его отравили?

– Нет. В комнате мы были вдвоем. Оба пили из одной бутылки коньяка. У него случился инфаркт. Он даже это понял. Его личный доктор подтвердил, что Редлиф умер от инфаркта.

– Так он умер от инфаркта?

– Наконец-то до тебя дошло.

– Ты его не убивал?

– Я ненавижу упрямство.

– А я ненавижу картофель-фри, который выглядит как лобковые волосы.

– И вот что интересно. Прибыл детектив Корсо, присланный отделением ФБР в Джорджии.

– Уже?

– Не для того, чтобы расследовать смерть Редлифа. Как я понял, Редлиф настоял, чтобы именно ему поручили расследование убийства доктора Джима Уилсона.

– Какой смысл самому выбирать детектива?

– На тот случай, если убийцей окажется член семьи. Вот тут власть и влияние можно употребить с тем, чтобы убийцу определить в клинику и не доводить дело для суда…

– Такое возможно?

– Можно привести примеры.

– Почему Редлиф хотел защитить тех, кто пытался его убить?

– Я только что говорил с ним.

– Я знаю, – кивнул Джек. – И поклялся не давать тебе повода даже подумать, что я – упрямец.

– Это хорошо.

– Я быстро учусь.

– Он считал своим долгом оберегать семью, что бы ни вытворяли его ближайшие родственники. Они не могли сделать что-либо дурное, во всяком случае, в глазах общественности. Он настаивал, что все преступления, включая и попытки убить его, не более чем болезнь роста, проявление детского протеста.

– Это не так.

– Он не желал признавать, что у каждого из них свой характер. Не верил, что в конце концов этот характер возьмет верх над всем остальным.

– Разве святые в это не верили?

– В своей гордыне он уверовал в то, что никому не удастся причинить ему вред. А в доказательство, исходя из того, что он называл научным методом, привел тот факт, что ни одна из попыток не стала успешной.

– То есть пришел к выводу, что в действительности они убивать его не хотели, раз все попытки закончились неудачей.

– Что-то вроде этого.

– А потом появился ты.

– И добился успеха там, где провалились другие… – Флетч откашлялся. – В последние мгновения своей жизни он, возможно, что-то да понял.

– И споткнется гордыня, и упадет он. [16]

– Аминь.

– Он упал.

– На глобус его мира.

Джек повернулся к двери.

На пороге босиком, в одних трусах, стоял Пеппи.

– Что случилось? – спросил он. – Кто это?

– Мой отец, – ответил Джек.

Пеппи подозрительно посмотрел на мужчину средних лет в белом смокинге и черном галстуке, потом на обнаженного юношу на кровати.

– Понятно.

– Доктор Редлиф умер от сердечного приступа, – пояснил Джек.

– Сердечного приступа?

– Естественная смерть, – добавил Флетч.

– Вы уверены? – спросил Пеппи.

– Уверен.

– Дерьмо, – вырвалось у Пеппи. – Дерьмо, дерьмо, дерьмо…

– Аминь, – выдохнул Флетч.

– Теперь такое начнется… – предрек Пеппи.

– Кто?..

Джек проснулся, как от толчка, в собственной кровати, на боку, в чернильно-черной комнате. Чьи-то пальцы касались его шеи. Во сне он выставил вперед правое колено, которое теперь упиралось в чье-то гладкое бедро.

Он отпрянул к стене.