Синтия Хэррод-Иглз: Концерт для скрипки со смертью

Джоанна не улыбнулась в ответ на попытку пошутить, и он в свою очередь посерьезнел.

– Атертон выдернул меня оттуда как раз вовремя. Если бы не он – и не ты, ведь это ты подняла тревогу...

– Не надо. – Она отвернулась. – Ради Бога, не надо благодарностей. Я этого не выдержу. – Видно было, что она сильно нервничает. – Надеюсь, ты меня не ради этого пригласил сюда?

– Нет. Я... Нет, я хотел тебя видеть. Мне надо поговорить с тобой. – Он прикусил губу. – Давай для начала устроимся поудобнее, проходи, нет никакого смысла в том, что мы стоим на улице.

Она вошла в калитку, и они рядышком пошли по грязной дорожке к дому. Он ввел ее в кухню, где оба сияли вымазанную в жидкой грязи обувь, усадил за деревянный выскобленный стол и смешал ей джин с тоником.

– Пришлось специально привезти это для нас, – пояснил он, кивая на стакан, зажатый в забинтованных руках. – Папа пьет только пиво и домашнее вино, но боюсь, оно показалось бы тебе слишком крепким.

– Не надо было всех этих сложностей. Я могла бы пить пиво.

– Я хотел, чтобы у тебя было то, что ты любишь. – Он поставил стакан перед ней на стол, и, наконец, их глаза встретились. Ему очень хотелось прикоснуться к ней, но он не знал, как преодолеть неожиданно возникшую между ними невидимую преграду. Он не знал, о чем она думает. Как теперь она это воспримет? Может быть, ей это не понравится. Но ведь она все же приехала сюда, верно? Или ею двигало всего лишь любопытство?

Молчание слишком затянулось. Он отвернулся, чтобы взять свой стакан.

– Папа любит выпить чаю сразу, как только войдет в дом, – проговорил он, – так что я думаю, мы сейчас сделаем просто легкий ленч, хорошо?

– Все, что захочешь. Да, я думаю, так будет хорошо.

– Ты ешь грибы с тостами? У меня они получаются лучше всего.

– Это было бы отлично. А ты справишься, со своими руками?

– О, да. Они не болят. А ты ничего не делай – просто сиди здесь. У меня еще не было случая что-нибудь для тебя приготовить.

Эти слова доставили ей удовольствие и в то же время поразили до боли своей невинностью. В них была слышна неуклюжая нежность, и она почувствовала, что любит его всей душой, но не переставала думать о том, что же он хотел ей сказать, боясь, что за это время он решил отказаться от нее. Она наблюдала, как уверенно он двигается по кухне. В этом доме он вырос. И здесь он выглядел значительно моложе своих лет, и сейчас она могла видеть, что тут дело не только в коротко остриженных волосах. Это было именно влияние родительского дома, и Джоанне уже приходилось видеть, как люди молодели на несколько лет на ее глазах, попадая в дом, где прошло их детство и юность.

Когда джин немножко снял напряженность, он заговорил более естественным тоном, в основном на нейтральные темы, и она продолжала наблюдать за ним и слушать, несколько расслабившись. Когда они в конце концов уселись друг против друга за столом с руками, занятыми едой, он вернулся к разговору о деле Анн-Мари Остин.

– Кажется невероятным, что я не разговаривал с тобой с того вечера, когда был убит Ронни Бреннер. Я даже не могу сейчас вспомнить, насколько много ты уже знаешь. Во всяком случае, скажи мне, что заставило тебя позвонить в участок?

– Я и сама не знаю, – ответила Джоанна с потемневшими вдруг глазами, вспоминая тот вечер. – У меня просто появилось какое-то нехорошее чувство – ты был таким странным. Поэтому я остановилась у первой же телефонной будки и попросила к телефону твоего друга О'Флаэрти, а когда он сказал, что тебя там нет, я все ему рассказала. Конечно, ты мог в это время ехать домой, но я это никак не могла проверить. Я надеялась, он скажет мне, что беспокоиться не о чем, но он воспринял все очень серьезно – и слава Богу! Он сказал, что проверит, где ты находишься, а потом перезвонит мне.

Она посмотрела на него, желая понять, было ли уже ему известно все это, но он только кивнул.

– Продолжай.

– Ну, по всей видимости он послал машину с радио к дому этого, как его там, Бреннера, и тогда, естественно, поднялась жуткая тревога. О'Флаэрти и Атертон объединились и решили, что, вероятно, ты поехал к этому липовому ветеринару, и тогда Атертон попросту вскочил в свою машину и помчался туда как сумасшедший. – Она еще раз взглянула на него. – Он очень заботится о тебе, ты знаешь это?

– Да, – глядя в свою тарелку, ответил Слайдер. – А О'Флаэрти перезвонил тебе, как обещал? Тебе, наверное, было чертовски тяжело.

– Не сразу, он позвонил позже. Он поговорил со мной минут десять и рассказал, что они предпринимают, чтобы разыскать тебя. Но потом мне пришлось поехать на работу, и это был самый длинный вечер в моей жизни. Один Бог знает, как я играла. И пока я не вернулась домой, я не имела возможности узнать, что происходит, пока Атертон не позвонил мне поздно вечером и не сказал, что ты в госпитале, в шоковом состоянии и с небольшими ожогами.