Сергей Валяев - Миллионер

Выпав из ВБ, как птенец из готического гнезда, я задержал шаг в нерешительности: то ли пехать пехом, то ли поездить на подземки, то ли ловить частника на колесах? Автомобильный сигнал привлек мое внимание — в приземистом спортивном «пежо» цвета знамени СССР (б) находилась… Мая. Удивился ли я? Скорее нет, чем да. У нас ведь любой гражданин может надыбить добросовестным трудом на такую модную и быстроходную таратайку.

— Красиво живем, — сказал я, чувствуя себя кумачовым пролетарием.

— Живем, как можем, — ответила. — Подвезти?

— Да уж я сам, — заартачился, — ножками.

— Садись-садись, — потребовала. — Поговорить надо о делах наших скорбных.

Когда женщина просит… Я плюхнулся на сидение и буквально утонул в его комфортабельной коже. Побарахтавшись, угнездился и, наконец, почувствовал себя малость буржуазным капиталистом.

— Прошу прощения, — буркнул.

— Разит, как от бочки, — фыркнула. — Когда пьешь, закусывай, товарищ.

— Да, закусывал я, — простодушно принялся оправдываться. — Пирожками.

— С чем? С мурзиками?

— Банально и не смешно, — и взорвался. — Прекрати издеваться! У меня трудный день, понимаешь, был.

— Знаю, — выруливала автомобиль на проспект. — И поэтому хочу подсластить пилюлю.

— Что сделать?

— Держи, — и кинула на меня конверт, почтовый, но без марки.

— Что это?

— Компенсация. За моральный и материальный ущерб.

В конверте майскими листочками зеленели купюры, цвет которых так радует сердца современных россиян. Я повторил вопрос: что здесь?

— Не видишь? Тысяча «зелененьких».

— За что?

— За красивые глаза, — ответила, раздражаясь. — Говорю же, компенсация. Я тоже виновата во всей этой истории с йеной.

Еники-беники, ели вареники, вспомнил я считалочку и сказал:

— Прости, я привык давать, а не брать, — и уточнил, — у женщин.

— Ты о чем?

— Подачки мне не нужны, — как отрезал. — Я сказал, буду миллионером, им и буду. И баста, — красивым жестом киногероя кинул конвертик на заднее сидение.

— Ты что, — скривила красивые губки, — дурак?

— А ты внучка господина Брувера, — ответил нелогично.

— И что из этого? — спросила после заметной паузы. — Нельзя быть внучкой?

— Внучка внучке рознь, — весомо заметил, — равно как и дедушка дедушке.

— Прекрати бредить, — занервничала. — Что этим хочешь сказать?

И меня прорвало, как плотину во время грязевого потока в горах. Основной смысл моей обличительной речи заключался в том, что на ВБ существует круговая порука — рука руку моет. Как моет? Этого ещё не знаю, но уверен, там, где налажен тотальный контроль за валютными операциями, нетрудно придумать некую комбинацию, с помощью которой можно рвать денежные куски изо рта зазевавшихся лохомудров, таких, как я, например.

Мог ли подозревать, что эти мои бацилловые слова затрагивают самую щекотливую тему и самую опасную зону в Системе валютных баталий.

Я находился в начале пути, однако прирожденное чувство приспособляемости к всевозможным житейским условиям подсказывало, что игра в МСБС может быть нечестной — и сильно нечестной.

О какой чистоте идет речь, коль дело касается денег. Даже самый святой человек на планете не выдержит испытаний серебреными сребрениками. А если выдержит, то исключительно по своим меркантильным соображениям, как это сделал И. Христос, выполняющий Божественную миссию.

Надо отдать должное Мае — она не устроила бабьей истерики, а, притормозив автомобильчик у стандартного светофора, открыла дверцу:

— Топай, умник!

— Благодарю, — улыбнулся ей, неопределенной от гнева. — Я сам хотел выходить. — И, вывалившись из ромбического «пежо», пожелал: — Передай привет дедушке и бабушке!

У-у-у — как «пежо» стартовал, будто принимал участие в соревнованиях на приз газеты итальянских коммунистов «Unita». Не успел проморгаться, как спортивное авто оказалось вне моей видимости.

Ну и хорошо, осмотрелся по сторонам, всюду Москва, всюду жизнь и как-нибудь доберусь до своей тушинской окраины. Хотя Мая со мной поступила весьма некрасиво, как белая барыня с чумазым чернорабочим, отказавшимся от её щербетных щедрот. Ничего, и на моей улице будет праздник. И, утешая себя, таким образом, я поплелся к станции подземки.

Каждому свое, кому — легкий ветерок в окно авто, а кому — бомжатный запашок в вагоне метро. И почему я решил сыграть роль романтического героя неромантического времени? Тысяча $ мне бы сейчас не помешала. Не помешала бы? Нет, поступил так, как посчитал нужным. Поступок не имеет толкового объяснения, да чувствую, что прав: зачем миллионеру оцинкованный цент? Вопрос, который можно оставить без комментариев.