Сергей Валяев - Топ-модель

И вдруг со мной случается истерика — я смеюсь. Я хохочу. Меня рвет желчью смеха. Мое положение ужасно — но оно так ужасно, что остается только хохотать. И отправлять естественные надобности.

С гримасой гадливости к себе и ко всему, что окружает меня, становлюсь над ведром, стащив, разумеется, предварительно джинсы и трусы. Да пропади все пропадом.

Оказывается, ничего страшного — человек быстро привыкает к предлагаемым обстоятельствам.

Снова сажусь на матрац — остается только ждать. Вот только что? Когда тебя разрубят на куски мяса… И тут я чувствую приступ голода. Нет, это невероятно? Находясь в таком положении, и такие желания. Господи, как же человек скверно устроен. Из него хотят сварить похлебку, а это вызывает у него желание самому перекусить. Не схожу ли с ума?

Я закрываю глаза — Фишер-Фишер, когда он вошел в мою жизнь? Надо вспомнить и понять побудительные причины его психического отклонения. Если разгадаю его «секрет» сумасшествия, то можно будет сыграть на его чувствах.

Что же случилось на самом деле? Почему он превратился в такого полуневменяемого монстра? Зачем приехал в Москву? Если хотел убить меня, мог совершить это в родном Дивноморске. Сколько угодно раз. И не сделал этого. Боялся? Не думаю. Что же случилось в моем милом городке? Где истоки такого жалкого для меня и страшного положения. Надо вспомнить, когда мистер Фишер появился в нашей семье. Не кроется ли какая-то тайна в этой новогодней маске зайца?

Вспоминай, Маша, вспоминай! Новый год — мне лет пять? Я куколка. Все гости ею восхищаются. Некоторые подбрасывают к потолку. Да-да, надевали маски. Наверное, там был и этот ушасто-щекастый заяц? Был? Не помню! Предположим, что был. И натянул эту маску Фишер. И что? Не испытал ли он неких пограничных, скажем так, впечатлений к пятилетней куколке, кидая ту к потолку? Не тогда ли пошел психологический и физиологический слом? Возможно такое? Вполне.

Если эта версия имеет право на жизнь, то тогда многое объясняется. Чем старше и прекраснее становилась я, тем сильнее прогрессировала болезнь. Любовь к девочке превратилась в манию. Манию любви? Манию страха перед красотой? Манию перед течением времени? Манию от собственного физического бессилия?..

Который, кстати, час? Хотя какая разница в моем положении? Впрочем, наверное, ночь — гул взлетающих самолетов все реже и реже. Ушла я утром сейчас полночь: времени достаточно для тех, кто меня ищет. Пора найти, товарищи чекисты. Где ты мужественный и любимый Алекс Стахов? Выручай, не хочу умирать в этом подвале, рядом с этим ведром, на этом матраце…

В наступившей тишине слышу шаркающие шаги — новый акт трагедии, усмехаюсь я, видя своего мучителя с подносом в руках. Что на сей раз сочинил его больной мозг? Маску так он и не снял, между прочим. Бред!

— Ну-с, Маша, проголодалась? — садится на табуретку. — Не знаю, будешь ли ты это кушать, — смотрит в тарелку. — Супчик наварил из печени… а на второе жаркое из филе твоей подруги Танечки…

Рвотные судороги буквально вывернули мой желудок наружу: изо рта потянулась горькая слизь.

— Ай-яя, какие мы чувствительные, — покачал головой. — Как хочешь, а я люблю молодое девичье мясцо. Если его выдержать в уксусе, то как свинина.

— Ублюдок!

— Трудно будет нам найти общий язык, Машенька, трудно. А ведь могли быть вместе. Помнишь, приглашал в Германию. Почему не поехала со мной?

— Со старым вонючим козлом?

— Я не старый, — стащил с лица маску. — Посмотри на меня. Мне семнадцать лет. Понимаешь? Тебе шестнадцать. А мне семнадцать. Мы были бы прекрасны, как Ромео и Джульетта.

— Ты старый-старый, — нашла немочь врага.

— Молчи, сука. У меня душа молодая. Я ем молодое и красивое мясо, и я буду вечен. Ты знаешь, какая печень у молоденьких девочек? У-у-у, пальчики оближешь. И у тебя, Машенька, печень хороша. Ты же не пьешь, не куришь? А?

— Все равно подохнешь от старости. Будешь немощным и никому не нужным. Тебя будут бить молодые и красивые…

— Говори-говори, сука. Вся в маму. Та всю жизнь мне испортила — теперь ты портишь кровь и удовольствие.

— При чем тут моя мама? — не понимаю.

— А при том, — сварливо и по-старчески проговорил, — я за ней три года ухаживал. Я её любил так, как никто. Ты знаешь, что такое любовь? Нет, ты не знаешь. Ты слишком глупа и красива. А я её любил всем сердцем, всей душой. Она плюнула в мою душу. Плюнула и вышла замуж за этого бравого морячка… Погналась за красивой формой. Почему? Зачем? Я её спрашивал, а она смеялась в лицо и говорила, что внешний вид мой… А какой вид у него?