Йенс Лапидус - Vip-зал

Некоторые вот водят «Опели» или «япошек».

Машина скользила на север по трассе Е 4. Разбуди его кто среди ночи с просьбой махнуть по этому пригороду задом наперед, он бы справился с первого раза.

Через некоторое время он свернул на Е 18. Теперь он ехал через северный Стокгольм. А это совсем не его район.

Не доезжая до Окерсберги, он свернул к Эстерокерской колонии. Кое-что изменилось с тех пор, когда он был здесь в последний раз. Да и в последние годы он наведывался сюда реже, чем следовало бы.

Он думал о Тедди, после случившегося они не так уж часто разговаривали. Тедди — или Найдан, как его на самом деле звали, который стал Нэдди, который потом стал Тедди, — сказал, что справится сам. И Деян ни секунды не сомневался — Тедди всегда справлялся со всем сам. И когда они еще были желторотиками, и в любом деле, за которое они потом вместе брались, Тедди никогда не просил о помощи.

Много лет назад его, Тедди и Адама загребли за ряд краж со взломом в конференц-центрах. Они тогда уперли вина и шампуня на полтора лимона. Отличная была работка! Им ведь пролезть внутрь через кухню это как два пальца обоссать. А коды к винным погребам они получили от местного уборщика, которому в картах не очень свезло.

Полицейские вызывали Деяна на допрос семь раз, разыгрывали «доброго копа — злого копа», придумали несуществующие доказательства со следами ДНК и пытались натравить их друг на друга: «Адам рассказал, что ты у него взял машину тем вечером», «Тедди говорит, ты взял у него телефон», и так далее. Они всегда такую байду гонят, но он-то тогда этого не знал.

Он загремел за решетку на три с лишним месяца, со всеми поблажками, хотя ему и восемнадцати не было. Ни разу ему не дали поговорить с родителями, температура в камере не поднималась выше шестнадцати градусов, а хмырь из клетки напротив выкрикивал персидские ругательства каждый день с восьми утра и не успокаивался до завтрака.

Koskesh — Деян, по крайней мере, выучил отличное слово — похабник .

Это все подрывало силы. Тошнота и вечные пробежки до туалета, чтобы отлить, когда сахар в крови поднимался, а ему запрещали выходить и двигаться в клетке.

Или приступы, когда он не мог есть их отвратную еду. По-умному это называется гипогликемия, низкий сахар. Это самое красивое слово, которое он знал, и одновременно — самое уродливое, знак его болезни.

Он хотел домой, но не только из-за диабета. Ему хотелось прочь от ночных кошмаров и затекших суставов. Съесть кебаб с двойным чесночным соусом, покурить тогда, когда вздумается. И чтобы мама его обняла.

Вот так он и разговорился, это ведь был первый раз, как он попал за решетку.

Деян когда вышел, узнал, что Адам тоже раскололся. Но кое-кто из них троих держал рот на замке и ничего не сболтнул, ни одного долбаного слова не сказал. Его продержали до самого суда, хотя Адама и Деяна давно отпустили. И осудили его за кражу с отягчающим, и до суда к нему никого не пускали, кроме полицейских и адвоката.

Тедди.

Потом он рассказывал, что выдержал только потому, что по три раза в день по сто раз отжимался, а все остальное время читал.

С того дня они знали, все знали — хотя никогда об этом и не говорили, — один из них был по-настоящему крутым.

Но это не все. Он сказал, что читал. Книги. Вот такой был Тедди: иногда он говорил прямо как его отец или как какой-нибудь учитель. Он был из другого теста.

Деян свернул на узкую дорожку. Вдоль нее выстроились дома, но чем ближе к тюрьме, тем реже они попадались. Снега здесь почти не было, как и в городе. Дорога свернула в лес, и он сильнее надавил на газ, чтобы немного развлечься.

Елки у дороги слились в сплошную полосу, когда он сосредоточился на поворотах. Вот это жизнь. И теперь можно надеяться, что все станет еще лучше.

Тедди заставлял мир вокруг вертеться, и не только благодаря кулакам. У него все шло как по маслу, потому что он думал как-то по-особенному.

Скоро уже Деян будет у тюрьмы и заберет своего лучшего друга. Самого крутого парня во всем Стокгольме.

Найдан «Тедди» Максумич выйдет на волю спустя восемь лет.

Прекрасный день.

Замок щелкнул еле слышно, но для Тедди это был важный звук. Звук, которого он так невероятно долго ждал. Он открыл стальную дверь, и его поразило, насколько это было легко, как будто она была из картона.

Он выбрался на улицу и сощурился от яркого света. В метре над его головой торчала камера, и он знал, что там, на пункте наблюдения, они смотрели на него. Может быть, им хотелось, хотя бы некоторым из них, чтобы все получилось. Чтобы все было хорошо.