Катя Чудакова - Белоснежка и семь клонов

«Насчет Димы надо бы хорошенько проверить», – подумала Алина и вслух поинтересовалась:

– А Мария Петровна? Она замуж еще выходила или был у нее кто-нибудь? Такая красавица вряд ли могла остаться без мужского внимания…

– Я бы сама не поверила, если бы не знала наверняка – у нее никого не было. Она мне сама сказала, что после Диминого отца не смогла смотреть ни на одного мужчину…

«Это после старого больного политзаключенного? Интересно, каким же он был, что затмил для молодой женщины всех на свете?…» – задумалась Алина.

«Любимый сыночек Дитмар!

Не беспокойся о моем здоровье – последние дни стало намного легче, я уже прогуливался возле больницы. Правда, еще с помощью медсестрички. У нас стоит чудесное лето. Кардиологическая клиника расположена неподалеку от озера, из окна палаты видны Альпы, кругом тишина, покой, божья благодать. Даже не верится, что где-то гремят выстрелы и идет война. Куда больше, чем здоровье, доставляет мне беспокойство то, что ты так далеко и неизвестно, когда мы увидимся. Я уверен, что скоро завершится победоносный поход великого рейха, и ты вернешься домой.

Всегда твой, папа.

P.S. У Хорста Ульриха и его команды все по-прежнему. Эксперименты продолжаются успешно».

Дитмар сложил листок бумаги обратно в конверт и задумался. Резкие повороты судьбы и высылка на Восточный фронт гораздо большим ударом оказались для его немолодого отца, чем для него самого. Отцовское сердце не выдержало – следующей ночью после известия из датского «Лебенсборна» профессор Бауэр был госпитализирован в больницу с инфарктом. К счастью, помощь подоспела вовремя, и профессора удалось спасти. Теперь он уже находится в реабилитационной клинике в живописном баварском предгорье. Пишет каждый день письма своему дорогому сыночку. Понятное дело, что никакой интересной информации он сообщить не может – иначе письмо будет уничтожено цензурой. Наоборот, он старательно пичкает письма патриотическими лозунгами и прославлениями тысячелетнего рейха и великого фюрера.

Дитмар усмехнулся: «Теперь уже никакие заверения в преданности и лояльности не смогут повернуть события истории вспять, в частности – вернуть меня в далекую от войны датскую глушь. Отец понимает это своим незаурядным умом, но его растерзанное сердце надеется на чудо. На чудо… Да, будет большое чудо, если удастся вернуться живым из этой человеческой мясорубки… Будь, что будет… Изменить все равно уже ничего невозможно… Отца только жаль… Не помню, чтобы он называл меня когда-нибудь „сыночек“ или „мой любимый“… Что это? Старческие проявления родительской любви или… или предчувствие разлуки навсегда?…»

Дитмар осторожно встал, придерживая очки. Это последняя пара – надо беречь как зеницу ока, иначе он – слепой. С детства близорукий парнишка привык иметь под рукой запасные очки, а тут в полях и лесах незнакомой чужой страны, где их возьмешь?

Тишина… если закрыть глаза, то можно представить себя во дворе дома. Точно так же стрекочут кузнечики, пахнет трава, щекочут кожу забавные муравьишки. Точно так же пригревает солнышко и моросит слепой дождик. Точно так же стучит где-то дятел… Сколько же лет он прочит мне прожить? Нет, похоже, так долго не получится. Ведь тишина-то не простая. Это затишье перед боем… Перед боем, который может стать последним. Или предпоследним… В общем, это все равно, когда не знаешь за что и за кого воюешь… За Великую Германию? За истеричную шайку Гитлера?

Получается, что просто за право и возможность вернуться к себе домой…

– Не помешаю? – тихо спросил Эдвард Штраус, рядовой из соседней роты, присаживаясь рядом.

Дитмар молча кивнул, хотя не очень любил, когда кто-то вклинивается в его размышления. Он ценил минуты, которые удавалось провести в тишине и уединении. Только тогда он мог расслабиться и чувствовать себя прежним беззаботным «книжным» мальчиком, профессорским сынком и… любовником страстной Ангелы Вайс. Хотя, сейчас разве скажешь – было это все на самом деле или просто приснилось в лихорадочном сне?

Эдвард – пожалуй, один из немногих в теперешнем окружении, кто не вызывал у Дитмара чувства отвращения. Кажется, он попал на фронт прямо со студенческой скамьи. Во всяком случае, их явно что-то роднило и притягивало друг к другу.

– Курить будешь? – спросил Эдвард, протягивая ему пачку из солдатских припасов.

– Спасибо, но пока не тянет. Лучше и не начинать – все равно привыкнуть не успею… – пессимистично разъяснил Дитмар.