Дарья Кожевникова - Ангелы далеко

У Инны гневно сверкнули глаза:

— Ты что, в шпионки меня завербовать пытаешься?

— Просто прошу помочь, если представится такая возможность. Потому что цена за неоказанную помощь может быть слишком высокой. И ее груз ляжет на твою совесть, Инесс! Подумай об этом хорошенько. Как и о том, что на месте очередной жертвы можешь оказаться ты сама.

День для него прошел не зря! Он до сих пор с волнением вспоминал потрясенное Иннино лицо и ее испуганные глаза. Ради того, чтобы заглянуть в них и пить из них этот испуг, наслаждаясь каждой каплей, стоило опуститься до того, чтобы прикончить старуху.

До прихода Инны на место совершенного преступления ему было просто стыдно за такое неприглядное убийство. В течение дня до его ушей не раз и не два доносились слова окружающих, мол, это на него совершенно не похоже, что раньше таких женщин он никогда не убивал. Да, не убивал! Никогда не опускался до старух! И даже сейчас с отвращением вспоминал запах беспомощно приоткрытых старушечьих губ, запах ее тела, совершенно отличный от запаха молодых женщин. Лишь осознание полной власти над мертвым телом помогло ему завершить, так сказать, процесс, не бросить на полпути. Но долго еще после этого оставался неприятный осадок, словно кислый привкус во рту.

Только когда Инна подошла к ФАПу и увидела тело, все резко изменилось. Он явственно видел, как глубоко девушка потрясена случившимся. Сегодня ему удалось затронуть ее. Очень ощутимо затронуть! Даже если бы он схватил Инну руками, эффект был бы не таким сильным. Еще вчера ему хотелось схватить ее, сжать, стиснуть, напугать так, чтобы она не смела даже шевельнуться. А потом, быть может, поцеловать ее прелестные губы, целовать грубо, прекрасно зная, что Инна не посмеет возразить. Но сегодня — все иначе. Сегодня он осуществил не мимолетное желание, дотронулся не до тела, как мечталось раньше, а проник гораздо глубже, до самого ее сердца, сжав свою руку на нем. И пусть Инна не знает, кто именно сделал это , не беда. Зато теперь, каждый день подходя к своему ФАПу, девушка будет думать о нем, пока еще для нее безымянном, но тем не менее реально существующем. А он будет знать, что она о нем думает. Каждый день.

Эта мысль не могла не волновать его, и он упивался ею всю последующую ночь.

Сообщить Вадиму, в чем подозревает его Валерий, Инна так и не решилась. Как и сказать, что знает: Вадим той роковой ночью уходил из дома.

Поразмыслив, она уже не допускала, что Ларичев причастен к убийствам. Он просто не может быть убийцей, как солнце не может быть холодным, камень — мягким, лед — горячим. Но все же… все же какой-то крохотный червячок сомнений оставался в душе, и никак его оттуда было не выгнать. Поэтому Инна всю неделю была зла на Валерку, практически с ним не разговаривала, несмотря на то что тот всеми силами старался загладить свою вину. Оставаясь непреклонной, она отвергла приглашение поехать с ним в город, а в субботу не пошла на дискотеку, зная, что Зорин будет ее там ждать.

Во вторник на следующей неделе Инна почти пожалела о том, что испортила отношения с участковым. Причина оказалась проста: Вадим исчез. Как в воду канул! Впервые за все прошедшее время не приехал, чтобы забрать ее с работы домой, и не отвечал на телефонные звонки. Точнее, его мобильный все время оставался недоступным. И когда прошли все разумные сроки возвращения Ларичева, Инна начала паниковать. Теряясь в догадках, даже подумала о том, не связаться ли с Валеркой, не попросить ли его выяснить, что могло случиться.

Время близилось к полуночи. Еще никогда Вадим не задерживался на работе так долго. Даже если бы у него сломалась машина, это не причина — лесовозы всегда идут колонной, кто-то из водителей непременно подобрал бы его и давно уж привез домой. А Ларичева все нет и нет! И телефон все так же недоступен. Хотя последнее не должно было особенно настораживать, ведь мобильная связь пропадала в лесу нередко, но сердце у Инны трепетало, словно в ощущении близкой беды. К тому же в это время Вадим уже не должен быть далеко от поселка!

Не зная, что и думать, девушка металась по квартире. То застывала у окна, то прислушивалась у двери. Но в подъезде было тихо, а на улице не видно ни прохожих, ни света фар мощной машины, держащей курс к дому. Инна в который раз взглянула на часы — двадцать три пятьдесят. «Ну все, еще десять минут, и звоню Валерке», — решила она. И замерла, глядя теперь только на часы в ожидании, когда истечет намеченное время.