Дарья Кожевникова - Ангелы далеко

— Что случилось-то? — спросила Инна, решив начать осмотр после того, как обколет лапу лидокаином.

— Зэки собак жрут. Наставили капканов… Суки!

Последнее слово Топилов выдохнул с такой яростью, что Инна невольно отпрянула. Но, убедившись, что к ней Захар претензий вроде как не имеет, приступила к делу — сделала в лапу визжащей собаки несколько уколов по ходу нервов, так называемую проводниковую анестезию.

«Пациентка» вначале скулила и пыталась вырваться, но Захар держал ее крепко. Потом уколы подействовали, и фельдшер осмотрела лапу. Та оказалась сломанной в двух местах. Пришлось после обработки раны накладывать гипс. Инна плохо представляла себе, как это делается на животном, но, раз уж взялась, отступать было некуда. Использовала лангетку и прибинтовала.

Собака вела себя тихо. Но только до тех пор, пока на крыльце не послышались чьи-то шаги. Псина заворчала, а когда дверь начали открывать, то и вовсе попыталась вскочить. Рявкнула. В ответ от входа раздался женский визг, и створка захлопнулась. Потом приоткрылась снова, чуть-чуть, и внутрь просунулась голова Анфисы Марковны.

— Инночка, да что ж такое?! — возмущенно заблажила вечная больная. — Как можно грязь всякую таскать туда, где люди?! Это ж…

Она не договорила, потому что тут Захар приподнялся и грозно рыкнул:

— А ну, пшла вон отсюда!!!

Тетка исчезла еще на середине этой короткой фразы, и уже с улицы понесся ее удаляющийся крик.

— Может, не стоило так? — решилась заметить Инна, предвидя в недалеком будущем неприятности из-за инцидента. По крайней мере, гипертонический приступ в сегодняшней программе точно был обеспечен.

— Так ей и надо, другого не заслуживает, — отрезал Захар.

Инна лишь молча покачала головой, продолжая работу. Больше ее никто не прерывал, что было, скорее всего, заслугой Анфисы Марковны, понесшей новость по поселку. Топилов тоже молчал, лишь прижимая к себе раненую собаку и нежно наглаживая ее макушку. Только когда уже прощался с Инной, снова взяв псину на руки, буркнул:

— Спасибо. — И, подумав немного, добавил: — Знаешь, ты не такая, как все эти бабы. Ты лучше.

Инна только руками в ответ развела, не зная, что сказать.

Потом фельдшер проводила Захара до крыльца, опасаясь, не стоит ли за порогом толпа приведенных выгнанной теткой линчевателей. Но нет, обошлось. Зато стоило мужчине скрыться, как повалили, кто с чем, а главное — с расспросами. Даже Зорин приехал удостовериться, что Инну не взяли в заложницы, как следовало из слухов, которые успели до него докатиться. Инна заверила, что нет, не взяли, втайне пожалев об этом: охи и причитания Анфисы Марковны изводили ее так, что впору было спрятаться в погребе. Девушка едва вытерпела нашествие, длившееся до вечера, а особенно жалобы старухи. Наконец приехал Вадим и, как всегда, спокойно и непреклонно выпроводил настырную бабку прочь.

Вернувшись домой, Инна взяла Вадима за отбитую руку и осторожно погладила, взглянув ему в лицо. «Я все знаю!» — говорил ее взгляд. Ларичев едва заметно кивнул, так же молча ответив: «Я был уверен, что ты догадаешься. Но давай не будем об этом». Но Инна не могла выполнить его безмолвную просьбу и полностью проигнорировать тему, потому что кое-что ей было просто необходимо сообщить:

— Валера сегодня спрашивал про тебя. И я ему сказала, что вчера на кухне нечаянно ударила тебя по руке молотком.

— Врать нехорошо, Иннуль, — покачал Вадим головой. — Тем более представителю закона.

— А разве я врала? Я просто покаялась в своей неуклюжести, — с невинным видом возразила Инна.

— Иннуль… — начал было Ларичев. Но она прервала его:

— Не надо, не пытайся читать мне нотаций. Я уже не маленькая и сама понимаю, что делаю. А ты имей в виду про молоток.

Следующее утро было субботним. Чудесным и восхитительным от сознания того, что не нужно идти на работу. Наоборот, чувствовать полную свободу от всех обязанностей, иметь возможность поступать в этот день по своему усмотрению, никуда не спеша, очень приятно.

Проснувшись сама, без будильника, Инна разнеженно потянулась всем телом. Потом, не торопясь выбираться из-под одеяла, перевернулась на спину и открыла глаза, обнаружив, что в комнате лишь начинает светлеть. Надо же, негодяй-будильник бессильно молчит, а она все-таки выпрыгнула из сна просто в силу уже выработавшейся привычки. Ну и ладно, раз так рано, можно со спокойной совестью перевернуться на другой бок и, изменяя привычке, преспокойно продолжить спать дальше. Или…