Дарья Кожевникова - Ангелы далеко

— Возьми, Иннуль, так тебе удобнее будет, — протянул ей Вадим еще одну из пышных диванных подушек.

Инна взглянула на нее и не взяла. А вместо этого, вдруг нарушив невидимую условную границу, пододвинулась к мужчине и пристроила голову у него на плече, спросив затем:

— А так не возражаешь?

— Конечно, нет. — Он улыбнулся и обнял ее, дав возможность устроиться поудобнее.

Девушка скосила глаза на обвившую ее плечи руку, потом нежно провела по ней кончиками пальцев. Рука у Вадима была рельефной, мускулистой, с выдающимися из-под кожи крепкими венами.

— Что, вены хорошие? — спросил Ларичев.

— Угу, — машинально кивнула Инна, поначалу не расслышав в его голосе усмешки.

Тут уж он засмеялся в открытую:

— Ну, тогда поздравляю! Значит, диагноз «сельский фельдшер» пора записывать в историю болезни.

Инна тоже рассмеялась, вдруг сообразив, что у нее и в самом деле промелькнула при виде его вен мысль о том, насколько хорошо в них можно попасть иголкой. А отсмеявшись, вздохнула:

— Думаешь, мне легко?

— Нет, Иннуль. Знаю, что трудно. Очень трудно, потому что такая работа не может быть легкой в принципе.

Его рука сжала девушку чуть крепче, и Инна, повинуясь этому безмолвному призыву, перемостила голову с плеча на грудь. И замерла, ощущая ритм дыхания Вадима, вдыхая успевший стать родным запах его тела. Сидеть бы вот так и сидеть, ни о чем больше не думая, вообще забыв о том, что на свете существует что-то еще.

Не ведая о ее мыслях, Ларичев через какое-то время нарушил идиллию:

— Иннуль, насколько я понял, Зеленцов снова бьет свою Зину?

— А что, разве когда-то прекращал? — спросила в ответ Инна, возвращаясь в бренный мир.

— Да было дело, — кивнул Вадим. — Значит, опять взялся за свое?

— Взялся, — кивнула она. И вздохнула: — Да не просто бьет, а в последнее время натурально сживает со свету. И ничего с этой скотиной не сделать! Не знаю, где только в мире справедливость спрятана?

— Не заводись, Иннуль. — Его рука успокаивающе прошлась по ее плечу. — Да, со справедливостью в нашем мире и в самом деле трудновато. Зеленцовой, по крайней мере, судьба отвесила точно не по заслугам. Зина всегда была очень отзывчивым человеком. Я сам это испытал, на собственном опыте, когда мы с Ларкой сюда только приехали. Угораздило же ее связать свою жизнь с таким…

Инна снова прижалась к нему, спрашивая себя: а что бы Вадим сделал, если бы оказался на месте участкового? Так же разводил бы руками? И тоже пообещал бы купить фельдшеру швейную машинку? Или все-таки придумал бы что-то более эффективное?

Он снова стоял у своего окна, глядя на то, как в свете уличных фонарей на вершинах сугробов посверкивают недавно выпавшие крупные снежинки. Он любил красоту, считал себя тонким ценителем прекрасного. Именно поэтому Инна не оставила его равнодушным. Нежная и светлая, как одна из этих сверкающих, совершенных снежинок. Девушка наверняка уже спит сейчас. Точнее, должна спать глубоким сном, судя по времени. А ему снова не спалось.

Вначале лег и уснул, но через пару часов поднялся. И снова все думал, думал о ней. И об их дальнейшей судьбе. Потому что с тех пор, как повстречал Инну, больше не думал о себе и о ней по отдельности. Только вместе, он и она. Благо, Инна решила остаться в Боровом. И даже, судя по всему, влилась в эту жизнь, перестав считать поселок таким уж глубоким захолустьем. Во всяком случае, переживает за его жителей, и переживает искренне. За всех без исключения, как за достойных того, чтобы за них переживали, так и за не очень того заслуживающих.

Достав из пачки сигарету, он спросил себя: а как, интересно, Инна отнесется к тому, что в поселке появится еще одна жертва «резинового душителя»? Спросил не просто так: тот демон уничтожения, что однажды поселился в нем, не желал его покидать. Лишь затих на время, когда Инна своим появлением в поселке резко всколыхнула его размеренную жизнь. Но теперь демон снова дает о себе знать, настойчиво скребется в мозгу. И не только там. Слишком огромное наслаждение он получал от того, чем начал заниматься пару лет назад, чтобы вот так просто отказаться от возможности пережить его снова. Тем более что с каждым разом испытываемые им чувства оказывались все сильнее. Подготовка… преследование… а потом — нежная женская шея, бьющаяся под ладонью жилка… и полная, абсолютная власть над телом…

Нет, с Инной он такого все-таки не сделает, иначе как же потом будет без нее? Но все же может позволить себе маленькое удовольствие: грубо прикоснуться к ней таким образом, чтобы девушка его ни в чем не заподозрила. Прикоснуться не к ее телу, а к ее сознанию, даже к ее сердцу, убив знакомую ей женщину. Хорошо знакомую. Так что ошибиться с выбором нельзя. Потом Инна приедет на вызов и вынуждена будет все увидеть. Как она это воспримет? Какое выражение появится на ее прекрасном, нежном лице?