Илья Деревянко - Нехорошая квартира

Полковник громко рассмеялся собственной шутке. Разговор происходил у него в кабинете. Николай Александрович вальяжно развалился в кресле, а Бабаев по стойке «смирно» вытянулся возле дверей. Выглядел Бабаев действительно скверно: воспаленные глаза, синюшное лицо, мелкая дрожь в конечностях. С момента прихода на работу в нем постепенно зрело решение попросить небольшой отпуск (не упоминая, ясное дело, о галлюцинациях).

— Николай Александрович! Я… это… мне… — запинаясь, начал Бабаев.

— Ну?!

— Я… заболел, плохо себя чувствую… можно недельку… за свой счет?!

— Птичья болезнь — «перепил», — понимающе ухмыльнулся зам. начальника. — От души сочувствую, но неделя слишком много! Ты мне нужен здесь!

— Николай Александрович! — умоляюще воздел руки капитан. — Я правда болен, клянусь!

Геннадий не врал. Он действительно чувствовал себя хуже некуда. Невыспавшаяся голова гудела, как набатный колокол, ослабевшее тело налилось свинцом, сердце то замирало, то начинало лихорадочно колотиться. Утром он даже не смог позавтракать (воспоминания о «приснившейся» накануне отвратительной старухе вызывали приступы рвоты).

— Николай Александрович! — едва не плача повторил Бабаев. Пожалуйста!!!

— Так уж и быть! — оглядев жалкую фигуру подчиненного, смилостивился Лыско. — Отдыхай да помни мою доброту!

— Век не забуду! — заверил капитан и пятясь выбрался в коридор. Там он нос к носу столкнулся со следователем Петриковым. Старший лейтенант казался чем-то расстроенным. Одутловатая физиономия выражала уныние.

— Привет! — хмуро поздоровался он с Бабаевым. — Шеф у себя?

— Да, а что?

— Неприятности! Адвокат, гадина, все карты спутал! — произнеся шепотом грязное ругательство, Петриков деликатно постучал в начальственную дверь.

Капитан сочувственно покачал головой. Он знал, в чем тут проблема. Петриков вел дело некоего гражданина Серова, которого Лыско с Козлодоевым хотели во что бы то ни стало упрятать за решетку, раздув пустяковое правонарушение в «агромадный криминал»! На их беду, у Серова оказался отличный адвокат, мигом обнаруживший в деле кучу нарушений и вцепившийся в «стражей порядка», как заправский бультерьер. Теперь руководству Н-ского РОВД приходилось думать уже не о возмездии неугодному Серову, а о спасении собственных задниц…

— Войдите! — донесся из глубины кабинета рык подполковника. Петриков, съежившись, шагнул вовнутрь.

«Не позавидуешь Сереге, — лениво подумал Бабаев. — Если станет слишком горячо, начальство не задумываясь подставит его под удар. Дескать, следователь во всем виноват, а мы честны! В лучшем случае Петрикову придется переводиться в другое отделение, в худшем… Впрочем, черт с ним, своя рубашка ближе к телу!!!»

Геннадий спустился вниз по лестнице, вышел из здания, уселся на стоящую поблизости скамейку и закурил сигарету.

«Полноценный отдых вернет меня к жизни, — мечтал он. — Расслаблюсь, восстановлю расшатанные нервы». Неожиданно прямо перед ним соткалась из воздуха мерзкая рожа виденной ночью старухи, хитро подмигивающая и сладострастно причмокивающая слюнявыми губами. Бабаев отшатнулся и, потеряв равновесие, свалился на землю.

Злорадно хихикнув, призрак исчез. Проходившая мимо девица из паспортного стола прыснула со смеха. «Нализался с утра пораньше!» — решила она.

Вероника Бабаева, бледная, помятая, с темными кругами под глазами, тайком от матери курила в ванной. Забеременев, она торжественно поклялась избавиться от вредной привычки, однако не получилось. Количество потребляемых в день сигарет немного сократилось, но полностью «завязать» Вероника не смогла…

Женщина торопливо затягивалась, выпуская дым в отдушину на стене. О вреде, причиняемом находящемуся в утробе зародышу, она старалась не думать. К тому же сегодня у Вероники имелась «уважительная» причина: на протяжении всей ночи ее мучили кошмары. Снился Бабаевой роддом, но какой-то, мягко говоря, странный. Вместо медсестер там разгуливали лысые ведьмы с синими носами-картофелинами и горящими адским огнем глазами. Каждая из них норовила побольнее толкнуть или ущипнуть роженицу, а жалобные вопли Вероники вызывали у «медсестер» приступы гомерического хохота. За всем этим безобразием с видимым удовольствием наблюдал врач, если, конечно, можно так назвать полуразложившегося мертвеца в белом халате, заляпанном пятнами крови. Голову «врача» вместо волос покрывала густая, копошащаяся масса белесых червей. В руках он держал человеческую кость с ошметками гнилого мяса.