Морье Дю - Трактир 'Ямайка'

-- Да нет же, -- сказал он, -- я не собираюсь трогать тебя, со мной ты в безопасности, как в монастыре. Мне никогда не нравились темноволосые женщины, милочка. И у меня есть дела поинтереснее, чем флиртовать с собственной племянницей.

Посмотрев на нее, он презрительно ухмыльнулся, как шут, уставший от собственных острот, и бросил взгляд на лестницу.

-- Пейшнс, -- взревел он, -- какого черта ты там делаешь? Тут приехала девчонка и вся трясется от нетерпения увидеть тебя. Ее уже тошнит от моего вида.

Наверху завозились, послышалось восклицание, шарканье ног, заметался тусклый свет. По узкой лестнице со свечой в руке, загораживая ладонью глаза от пламени, спускалась женщина. Выцветший домашний чепец прикрывал свисавшие до плеч редкие, седые, спутанные волосы; концы их она, видимо, подвивала, но локоны не держались. У нее было осунувшееся лицо с обтянутыми тонкой кожей скулами, большие, словно вопрошающие о чем-то, глаза. Женщина нервно подергивала губами. На ней была поношенная юбка в полоску, прежде вишневая, а теперь вылинявшая до блекло-розового цвета, плечи прикрывала штопаная-перештопаная шаль. Желая, видно, как-то освежить свой наряд, она вдела в чепец новую ярко-красную ленту, которая никак не вязалась с ее внешностью и лишь сильнее подчеркивала пугающую бледность.

Мэри с изумлением и жалостью смотрела на нее. Неужели это бледное замученное существо, эта неряшливо одетая женщина, выглядевшая лет на двадцать старше своего возраста, и была той самой очаровательной тетей Пейшнс, предметом ее детских грез?

Спустившись, тетя подошла к Мэри, схватила ее руки и уставилась в лицо.

-- Ты в самом деле приехала? -- прошептала она. -- Ты моя племянница Мэри Йеллан? Дитя моей покойной сестры?

Мэри молча кивнула, благодаря Бога за то, что мать не видит сестру в эту минуту.

-- Дорогая тетя Пейшнс, -- мягко произнесла она, -- как я рада снова видеть вас. Ведь столько лет прошло с тех пор, как вы приезжали к нам в Хелфорд.

Тетя все не отпускала девушку, поглаживая ее, ощупывая одежду. Вдруг она прижалась к Мэри и, уткнувшись головой ей в плечо, громко, с отчаянным всхлипыванием зарыдала.

-- Да прекрати ты! -- проворчал ее муж. -- Это называется приветствие? Чего раскудахталась, дура ты эдакая? Не соображаешь, что ли, что девчонку нужно накормить? Ступай с ней на кухню и дай бекона и чего- нибудь выпить.

Нагнувшись, он поднял и взвалил на плечо сундучок Мэри с такой легкостью, словно он ничего не весил.

-- Я отнесу это в ее комнату, -- сказал он, -- и если к моему возвращению на столе не будет чего-нибудь закусить, ты получишь от меня кое-что, из-за чего действительно придется поплакать. И ты тоже, если захочешь, -- добавил он, придвинувшись лицом к Мэри и схватив ее за подбородок своей лапищей. -- Ты ручная или кусаешься? -- спросил он и, снова загоготав на весь дом, с грохотом стал взбираться по лестнице, держа сундучок на плече.

Тетя взяла себя в руки. Она через силу улыбнулась, пытаясь пригладить жиденькие развившиеся локоны жестом, который напомнил Мэри прежнюю Пейшнс. Затем, нервно моргая и поджимая губы, она провела ее темным коридором на кухню, где горели три свечи, а в очаге еле тлел торф.

Манеры ее внезапно изменились.

-- Ты не должна обижаться на дядю Джосса, -- сказала она заискивающе. Подобно жалобно поскуливающей собаке, приученной жестоким обращением повиноваться хозяину без звука, она, несмотря на пинки и брань, готова была, как тигрица, броситься на его защиту. -- К дяде, знаешь ли, надо уметь подойти. Он своенравен, и не знающие его люди поначалу не понимают его. Но со дня нашей свадьбы и по сей день он был мне очень хорошим мужем.

Снуя взад и вперед по каменному полу, накрывая стол для ужина, извлекая из большого стенного шкафа хлеб, сыр и топленое сало, она лепетала без умолку. Мэри же, подсев поближе к огню, тщетно пыталась согреть окоченевшие руки.

В кухне стоял чад. Струйки дыма поднимались к потолку, заползали во все углы и щели, сизым облаком висели в воздухе. Дым разъедал глаза, лез в нос и рот.

-- Вот увидишь, ты скоро привыкнешь к дяде Джоссу, и он тебе понравится, -- говорила тетя. -- Он прекрасный и очень смелый человек. Его хорошо знают в округе и весьма уважают. Никто не скажет дурного слова о Джоссе Мерлине. Иногда у нас собирается много народу. Не всегда тут тихо, как сейчас. Это, знаешь ли, довольно бойкая дорога. Кареты проезжают мимо каждый день. А господа очень вежливы с нами, очень... Только вчера здесь побывал наш сосед, и я испекла для него сладкий пирог. "Миссис Мерлин, -сказал он, -- вы единственная женщина в Корнуолле, которая умеет печь пироги". Точно так он и сказал. И даже сам местный землевладелец -- сквайр Бассет из Норт- Хилла, знаешь ли, он владеет всей землей в округе, -- так вот, когда он проезжал на днях мимо меня, а было это во вторник, то снял шляпу и сказал: "Доброе утро, мадам" -- и поклонился. Говорят, в свое время он был очень охоч до женщин... Как раз в тот момент из конюшни вышел Джосс -- он прилаживал там колесо на двуколке. "Как жизнь, мистер Бассет?" -спросил он. -- "Такая же полнокровная, как ты, Джосс", -- ответил сквайр, и они оба рассмеялись.