Даниэль Клугер - Четвертая жертва сирени

После этого рассуждения, лишь сейчас пришедшего мне в голову, почувствовал я самую настоящую физическую дурноту. Мои члены вновь охватила препаскуднейшая мелкая дрожь, словно бы во всем организме началось некое холодное кипение. Страх это был? Нервное напряжение? Лихорадка чувств? Скорее, и то, и другое, и третье, а вдобавок — сильнейшее удивление. Никак, ну никак я не мог вообразить в своей довольно уже долгой жизни, что на пятьдесят пятом году мне придется иметь дело с тайной организацией, в которую, возможно, заманили мою дочь… Мелкая дрожь в членах прекратилась, чтобы тут же смениться другой — крупной. Меня начал бить озноб.

— Что же нам делать, Володя? — спросил я растерянно, изо всех сил стараясь, чтобы моя речь не выдала предательское стаккато зубов. — Ведь ежели это так…

— Нет! — воскликнул мой молодой друг. Он спрыгнул с подоконника и порывисто шагнул ко мне. — Нет, Николай Афанасьевич. Я скорее поверю в то, что Елена Николаевна укрылась в монастыре, нежели в то, что… — Владимир задумался, потом лицо его просветлело. — Да вот и первая ваша ошибка! Послание адресовано нам, а не каким-то там заговорщикам.

— Почему вы так решили? — жадно спросил я. — Откуда у вас эта уверенность?

— Кто же будет в собственном доме оставлять такие послания? — усмехнулся Владимир. — Как бы заговорщики получили его? Пришли бы к господину Пересветову и спросили: а не оставляла ли ваша пропавшая супруга каких-нибудь тайных депеш? Нет, Николай Афанасьевич. — Ульянов вновь сел на стул. — Больно уж вы увлеклись идеей тайного общества. Да и я хорош: слушал, разинув рот… — Тут он посерьезнел. — Нет, разумеется, мы не будем отвергать возможность того, что здесь действует тайная организация. Веточка сирени… Явная соответственность особенностей убитых…

Он замолчал.

Не могу сказать, что я был удовлетворен этим разговором. С одной стороны, Владимир сам натолкнул меня на мысль о том, что в Самаре действует тайная организация. А затем постарался всячески опровергнуть крепнущее мое убеждение относительно последнего. Словно политические заговорщики побрезгуют ударами в сердце наказать тех, кого сочтут изменниками или же врагами из правительственного стана. Нет, я был полон решимости направить наши разыскания именно в эту сторону. И самому себе я твердо сказал: с Владимиром ли, без Владимира, но только я непременно постараюсь выяснить, чего хотели таинственные «мы», столь многозначительно упоминавшиеся Григорием Витренко.

Молчание затянулось. И тут мне вспомнилось нечто такое, что я испугался еще пуще, и затрясло меня еще сильнее, ибо родился во мне, всплыл в моем возбужденном сознании ответ на ироническое замечание Владимира.

— А что же, — сказал я дрогнувшим голосом, — и приходили, и спрашивали про депешу-то… Володя, помните, я вам сказал, что видел этого соглядатая-убийцу не только в трактире и не только на корабле?

Ульянов энергично кивнул.

— Ну вот, память-то и открылась. Видел я его еще в день своего приезда. Когда мы направлялись в дом, где жила… живет моя дочь, он вышел из тех же ворот. Что скажете?

Владимир озадаченно посмотрел на меня.

— Вы уверены?

— Еще как уверен! — вскричал я.

— Да-а-а, — протянул он. — Любопытно, любопытно… Но все же, — Ульянов неожиданно улыбнулся, — давайте по-прежнему исходить из того, что Елена Николаевна невиновна. И повторяю вам, Николай Афанасьевич: преступников пусть ищет полиция. Мы же с вами должны искать вашу дочь.

С этим я, конечно же, был согласен. Настолько согласен, что готов был все прочие разыскания отложить хоть до успенья, хоть до заговенья. Но как? Как же нам найти мою Аленушку?

Я покачал головою и печально сказал:

— Ах, Володя, я, право, даже не представляю, ума не приложу — что для этого нужно делать.

— Думать! — мгновенно ответил он. — Помните первое правило Ульянова? Думать, думать и еще раз думать! Связывать ниточки, расплетать их и снова связывать. Что-то мне подсказывает… — Владимир замолчал. Светлые брови его сошлись на переносице, а лицо обрело совсем уж хмурое выражение.

Он громко хлопнул по столу и воскликнул с досадою:

— Эх, ну что ж я за дурак такой?! Ну вот скажите мне, Николай Афанасьевич!

— Полно, Володя, что это с вами опять? — потерялся я.

— Не спорьте, не спорьте, — раздраженно заговорил он. — Какую же еще характеристику мне себе дать? В магазине назвал себя дураком и сейчас называю. Дурак и есть! Сами посудите. — Он вскочил с места, сделал несколько шагов по комнате и остановился подле меня. — Весь прошедший вечер мы пытались разрешить загадку списка опечаток. Ну, больше старались вы, но и я тоже. Так?