Даниэль Клугер - Четвертая жертва сирени

Он прошел не более чем в двух саженях от меня и опять замер.

Я крепче сжал револьвер, осторожно выглянул из тени и тут же отпрянул. В нескольких шагах от меня, по ту сторону заборной решетки, стоял мужчина среднего роста, кряжистый, в темной одежде, скрадывавшей очертания фигуры.

Подождав немного и убедившись, что соглядатай никуда не уходит, я потянул из кармана револьвер и вновь высунулся.

Темный малый стоял неподвижно, спиной ко мне и к калитке. Видимо, ему показалось, что подозрительный субъект, то бишь я, скрылся в доме напротив. Его ошибка была мне на руку. Пригнувшись, я быстро вернулся к калитке, подождал немного — и выскочил на улицу с изготовленным револьвером.

Я вовсе не хотел стрелять, мне требовалось лишь ошеломить противника, я собирался грозно крикнуть: «Руки вверх!» — как вдруг тайный соглядатай повернулся на звук моего движения: перемещаться совершенно бесшумно я не умел.

Завидев в моей руке Кольт, он застыл неподвижно, боясь пошевелиться. Однако же и я остолбенел. Приготовленные слова застряли у меня в горле.

Так смотрели мы несколько долгих секунд: он — на мой револьвер, я — в его залитое лунным светом лицо, показавшееся мне в тот момент ядовито-желтым.

Первым опомнился соглядатай. Бросившись на меня, он нанес мне сильный короткий удар чем-то тяжелым. Я повалился на землю, выронив револьвер. Противник в считанные секунды скрылся за поворотом. Спустя мгновенье оттуда вылетела одноколка. Управлял ею мой враг. Он изо всех сил нахлестывал лошадь, даже не глядя в мою сторону.

Вскочив на ноги и подобрав револьвер, я выбежал на середину улицы, прицелился вслед несущемуся по Сокольничьей экипажу, но тут же опустил Кольт.

Я стоял и смотрел вслед умчавшейся одноколке, а револьвер словно все более тяжелел в моей руке.

Я узнал этого человека.

И мне стало страшно по-настоящему.

Человек, чье желтое лицо несколько мгновений было обращено ко мне, уже встречался на моем пути. Причем совсем недавно, и тоже ночью. Это он, обряженный матросом, подошел на палубе парохода «Фельдмаршал Суворов» к судебному приставу, попросил у него папироску — и всадил стальное шило в сердце Сергея Владимировича Ивлева.

Медленно брел я по улице. Пары рябиновки выветрились, и я чувствовал сильнейшую усталость. Ноги казались ватными. Саднило плечо, которым я ударился о створку калитки; во лбу пульсировала боль — в том месте, куда пришелся удар.

У дома Рытикова я остановился и оглянулся.

Пуста была Сокольничья улица. И Почтовая тоже была пуста.

Показалось мне даже, что все, случившееся в последние пятнадцать-двадцать минут, было тяжелым выморочным сном, кошмаром, обуявшим меня и погнавшим из дома. Но нет: боль, кочующая между плечом и лбом, а также револьвер в руке свидетельствовали об обратном. Вздохнув, я направился к подъезду.

Распахнулась дверь, и на крыльцо выскочил Ульянов — в триковых [37] Трико — плотная шерстяная, полушерстяная, хлопчатобумажная ткань с ясно выраженным рисунком переплетения. домашних брюках и белой сорочке, поверх которой была наброшена домашняя тужурка.

Владимир бросился было ко мне, но тут же остановился. Я вспомнил, что все еще держу револьвер, вяло махнул моему другу левой рукой и спрятал оружие в карман.

— Господи, что с вами, Николай Афанасьевич? — Владимир как-то по-женски всплеснул руками. — У вас же кровь на лице! Где вы были?

Я посмотрел вверх. Два окна квартиры Ульяновых были освещены, в одном была видна выглядывающая на улицу Анна Ильинична. Тут, признаться, у меня все поплыло перед глазами, и я, наверное, упал бы, если бы Ульянов не подхватил меня.

— Володя, — пробормотал я, — я должен вам сказать…

— Скажете, скажете, — согласился он. — Только давайте войдем. Вам лечь надо!

Я легонько отстранил Владимира. Туман перед глазами рассеялся, я мог уже идти сам.

— Володя! — возвысил я голос. — Я только что видел его. Он был почти что в моих руках!

— Кто был в ваших руках? Ничего не понимаю!

— Я сам ничего не понимаю! — воскликнул я. — Вы правы, давайте вернемся, и я вам расскажу.

Владимир помахал Анне, взял меня под руку, и мы поднялись по лестнице.

— Я услыхал какой-то шум, — сказал Владимир. — Выхожу, смотрю — дверь в вашу комнату распахнута, входная дверь не заперта. Ну и ну, думаю, никак господин Ильин на ночную охоту отправился…

— Да уж, охота, — ответил я. — Такая охота, что уж и не знаю, кто охотник, а кто дичь…

Анна Ильинична встретила нас в прихожей. Она успела уже засветить лампы — и здесь, и в кухне, и даже в моей комнате. Видимо, вид у меня был интересный, потому что Анна Ильинична покачала головой, скрылась в кухне и тотчас вернулась оттуда с какой-то примочкою. Поблагодарив, я приложил примочку ко лбу. Стало легче.