Анастасия Валеева - Летом в Париже теплее

Слезы, стоявшие в глазах у Вероники, мешали ей рассмотреть узор ковра и выражения лиц у спящих. И даже не слезы были тому виной, а то, что она боялась поднять глаза. Сон, объявший покачивающихся на кувшинках мужчину и женщину, сковал и ее. Она плыла с ними в васильковую бездну тоски, в васильковую пустоту, омываемую лишь шелестящей бахромой ускользающих в небытие кувшинок. Она покачивалась, неторопливо и меланхолично, в такт лучам лампы, бросавшей на это мерное отплытие рассеянный свет. Превращаясь в тусклую золотую влагу, он просачивался под веки и уходил вглубь ее распавшегося мозга, туда, где, как змеи шевелились гигантские стебли кувшинок.

Вероника почувствовала, как по ее телу прокатилась тяжелая волна дурноты. Она опустила голову на ковер, узор которого расплылся под ее взглядом и померк. Ночь, непроницаемая и безголосая, надвинулась на нее.

* * *

– Я не знаю, что мне делать! – кричала в трубку плачущая Вероника. – Я не понимаю…

– Что случилось? – забеспокоилась Яна.

– Не могу… – послышалось в трубке истошное рыдание, – не могу гово…

– Успокойтесь, – поморщилась Яна, слегка отстранив микрофон от уха, – что произошло?

Джемма принялась поскуливать.

– Я убила его! – выдохнула Вероника. – Нет, я этого не делала, то есть, я не помню. У меня страшно болит голова, я не знаю, что…

Снова всхлипы, переходящие в рев.

– Где вы находитесь? Вы можете приехать ко мне?

– Не знаю, нет… Сирена! – испуганно вскрикнула Вероника. – Сирена воет!

– Где вы? – повторила свой вопрос Яна. – Какая сирена?

– Не знаю… хотя…

В трубке раздались длинные гудки.

Руденко вошел в комнату, где уже работала бригада экспертов-криминалистов и сел на диванчик, жалобно скрипнувший под ним. Голова слегка побаливала от выпитого в квартире Горбушкиных виски, но нужно было работать. Впрочем, здесь, кажется, все было достаточно ясным. Не понятно только, кто звонил на пульт и сообщил о двойном убийстве. Поморщившись, он скосил взгляд на постель, где среди белых кувшинок лежали два трупа, прикрытые простыней.

– Докладывай, Игорь, – Семен Семеныч поднял глаза на подошедшего сержанта.

– Когда мы подъехали, эта дамочка, – Игорь ткнул пальцем в сторону Вероники, сидевшей на стуле в дальнем углу комнаты с наручниками на запястьях, – выбежала на улицу и пыталась сесть в свой «Фольксваген». Ну, мы ее быстренько скрутили и – в дом. А здесь – парочка мертвяков. Один из них – Георгий Станиславович Шкавронский – муж этой самой дамочки. Рядом с ним, на постели, – сержант покосился на васильковую простыню, – его секретарша – Мотина Галина Александровна.

Руденко тяжело вздохнул, пожевал выпяченными губами и, достав сигареты, закурил.

– Продолжай, – он сунул зажигалку в карман и расстегнул куртку – в комнате было натоплено.

– Рядом с кроватью обнаружили пистолет Макарова, из которого было произведено два выстрела. То есть, – пояснил сержант, – я хотел сказать, что двух патронов не хватает. Сейчас с него снимают отпечатки пальцев, только тут и так все ясно – это она их прикончила. Из ревности.

– Огурцов, – недовольно одернул сержанта Руденко, – я твое мнение спрашивал?

– Да чего же здесь спрашивать, товарищ лейтенант, – глуповато улыбнулся сержант, – и так все ясно.

– Ясно, ясно, – скривившись передразнил его Руденко, – это я буду решать, что ясно, а что неясно, понял?

Не дожидаясь ответа, он махнул рукой в сторону Вероники, которая наблюдала за всем происходящим как-то отстраненно, словно из другого измерения. Шок от увиденного проходил очень уж медленно.

– Давай ее сюда, – приказал Семен Семенович, – и найди какой-нибудь стол – протокол будешь писать.

– Угу, – кивнул сержант и пошел исполнять поручение.

По мере расспросов Вероника медленно приходила в себя, и когда лейтенант задал ей очередной вопрос, она наконец начала осознавать, в какую переделку влипла. Ее задержала милиция здесь, на даче, на их с Жорой даче, которой тот так гордился. Жора лежал тут же на постели, на которой они не раз занимались с ним сексом. Но теперь он лежал не с ней, Вероникой, а с этой пышногрудой блондинкой, которую она видела второй раз в жизни.

Как она попала на дачу и что она здесь делала, Вероника не помнила и не могла вспомнить, как ни пыталась. Ей казалось, что все, что с ней происходит – дурной сон. Сейчас она откроет глаза и очнется дома в своей теплой постельке рядом с Жорой. Она прижмется к нему, проведет ладошкой по волосатой груди… Нет, ничего этого уже не будет никогда… Но теперь, по крайней мере, не нужно будет оправдываться перед Жорой, куда она дела его брюлики. А на что же она будет жить?! Вопрос застрял в голове, словно колючка в волосах. Она, конечно, может продать Жорин «Мерседес», кое-какие сбережения лежали в банке – на это можно протянуть года два-три, а дальше?