Александр Андрюхин - Ход свиньей

«Если начнет упрямиться, дело может затянуться до утра, — подумал следователь. — А завтра его нужно передавать прокуратуре».

Однако он ошибся. Молодой человек с открытым лицом, синими глазами и кучерявой шевелюрой не только не пытался отпираться, но с самого начала стал все брать на себя, активно выгораживая девушку.

— Это все я. Она здесь ни при чем! Не надо ее впутывать в это дерьмо. Она и так настрадалась с детства.

Его глаза были умоляющими и искренними, как у ребенка. Батурин покосился на Игошина. Лицо Игошина излучало уважение.

— Прошу вычеркнуть, что при задержании он оказал сопротивление.

— У вас вид на жительство в Греции? — спросил следователь.

— Да, я там живу. Полгода назад я выехал туда, чтобы разыскать Анну. Потом я пять месяцев работал в Турции, чтобы выкупить ее у турка. Сейчас у меня в Турции свое дело. Я открыл школу русского рукопашного боя.

Он посмотрел в глаза Батурину, после чего перевел взгляд на практиканта. Это не был взгляд убийцы. Это был взгляд отчаявшегося человека.

— Мы не хотели их убивать! — признался задержанный. — Я приехал продать свою квартиру, а Аннушка — повидать тетку. Она не знала, что тетка умерла. Тогда мы пошли в журнал к ее знакомому. Когда зашли, у нее подкосились ноги. Ну, думаю, сейчас встречу этого козла, который пустил ее по рукам, и убью. И тут узнаем от вахтера, что он утром сам повесился. С Анной истерика. Сказала, что, если бы она своими руками его повесила, было бы легче.

Парень тяжело вздохнул и приложил ладонь ко лбу. Батурин с Игошиным переглянулись.

— Вы хотите сказать, что Вороновича повесили не вы?

Парень устало оторвал ладонь.

— К сожалению, нет. Но Ахеева с Чекушкиным повесил я. Собственноручно. Чтоб другим неповадно было. Это я заявляю официально. — Глаза парня сверкнули праведным огнем. — Также запишите, что я делал это сознательно, находясь в здравом уме, и что я в этом нисколько не раскаиваюсь. А Анна, запишите, никакого участия в этом не принимала.

Батурин с Игошиным снова переглянулись. Лицо полковника выражало досаду, лицо практиканта — сочувствие. Батурину это не понравилось.

— В котором часу прибыл ваш самолет из Афин? — спросил он.

— В пять утра, — ответил Громов.

В принципе время позволяло прилетевшей паре совершить возмездие и над Вороновичем. Но, скорее всего, Громов говорил правду. После того, как его увели, следователь позвонил в лабораторию.

— Отпечатки совпали?

— Увы! Отпечатки не те. Расслабьтесь, Анатолий Семенович. Сигизмундовича повесил кто-то другой.

Батурин положил трубку и подошел к окну. Уже стемнело. Все дела на сегодня были завершены. Можно со спокойной душой отправляться домой. Однако Батурин не двигался, тупо уставясь в окно. Что с литератором расправился кто-то другой, в этом полковник не сомневался, но не было времени развить мысль в этом направлении. Кто еще имел зуб на Воро-новича?

Перед глазами снова всплыл Ягуткин, у которого алиби. Вслед за ним возник Скатов, чьи отпечатки тоже не совпали. Римма Герасимовна тоже женщина не простая…

«Нет, не то! — тряхнул головой Батурин. — Тут скрыто что-то еще. Кажется, Инга говорила про какого-то парня из Самары. С одной стороны, то, что лепила девушка, отдавало паранойей, а с другой — все, о чем она говорила, оказывалось правдой».

Чем больше размышлял полковник милиции, тем яснее убеждался, что без Инги этого дела не распутать.

В кабинет без стука вошел Игошин, взволнованный, красный, почему-то с разбитым лицом.

— Громов с Голубицыной бежали!

— Что? — не поверил ушам Батурин. — Как это произошло?

— На трассе сломалась машина. Голубицына попросилась в туалет. Я отпер и тут же получил удар в нос. Пока очухался, их и след простыл.

— Что? — вытаращил глаза Батурин. — Тогда какого черта вы поехали ко мне? Нужно было гнать в аэропорт!

— В аэропорт поздно! — сокрушенно вздохнул Игошин. — Они уже в воздухе…

Батурин потерял дар речи. Он пригляделся к кровоподтекам на лице Игошина и вдруг понял все.

— Так-так, — произнес он сквозь зубы. — В благородство играем. Да знаешь ли ты, что этим поставил крест на своей карьере?

Игошин знал. Он криво усмехнулся и беспомощно развел руками. Батурину потребовались усилия, чтобы подавить в себе ярость.

— Идите и пишите рапорт на имя полковника Григорьева. В нем объясните, почему именно вы вызвались сопровождать преступников.

— Я попросил, чтобы меня подбросили до дома. Нам по пути…