Александр Андрюхин - Ход свиньей

Внезапно следователь обратил внимание на длину висящей петли и на то, как был повален стул. Пришлось снова звонить в отдел и уточнять по поводу стула:

— Его точно не трогали?

— Оставили, как есть.

— И веревку не укорачивали?

— Для чего? Аккуратно сняли тело и на цыпочках вынесли в коридор…

В ожидании экспертов следователь поднялся на третий этаж к главному редактору. Тот был угрюм и растерян. Его седые волосы в беспорядке рассыпались по плечам, под глазами зияли огромные фиолетовые мешки. По всей видимости, самоубийство сотрудника главный принял близко к сердцу. Он указал следователю на стоящее у стола кожаное кресло и тяжело вздохнул.

— Вот ведь как бывает, — хрипло произнес редактор, играя желваками. — Сколько это проклятое время унесло талантливых людей. Я Натана понимаю…

— Что это был за человек? — осторожно спросил следователь.

Редактор сердито взглянул на следователя.

— Это был человек, бесконечно преданный литературе. Можно сказать, что у него ничего не было, кроме литературы. И ему ничего не нужно было, кроме литературы. Но, посмотрите, какое сейчас время! Оно отнимает последнее: у нищих — лохмотья, у голодных — крохи, у литераторов — надежду. Кто не принимает этого, тот уходит.

Редактор гневно сверкнул глазами и потянулся в карман за носовым платком. Промокнув вспотевший лоб, он сокрушенно покачал головой:

— Вот так…

— То есть, по-вашему, он свел счеты с жизнью из-за невостребованности? — уточнил следователь.

— А из-за чего же еще? — горько усмехнулся редактор. — Натан был человеком честным. Он не пропустил в журнал ни одного непрофессионального стихотворения. А ведь мог. Сейчас богатых графоманов развелось, как собак. Но для Натана поэтическая школа — первооснова всего. За десять лет реформ поэтическую школу разрушили до основания. Но старые мастера еще живы. Вот за ними уже не будет никого. Понимаете? Начинается эра литературного любительства. Читатель уже разучился отличать профессиональную литературу от любительской. Точнее, его искусственно приучили к презренной любительщине. И кто? Редакторы частных издательств, которые всегда были далеки от литературы, но обожали деньги. Натан это остро чувствовал и сильно переживал. Он потому и пришел расстаться с жизнью в редакцию, ибо она для него была единственным островком, смыслом жизни в высоком понимании этого слова.

Редактор остановился и угрюмо уставился в стол. Следователь тоже не решался нарушить молчание. Наконец, выдержав приличную паузу, произнес как можно осторожнее:

— Говорят, он пил.

Редактор поднял тяжелый взгляд.

— Ну, пил. А что же еще остается делать, когда такая безысходность? Либо принимать это мерзкое время таким, какое оно есть, либо выражать протест. Да, бывало, что Натан впадал в запой. Раза два в год впадал непременно. Но потом он всегда брал себя в руки, начинал заниматься физкультурой, ходить в бассейн, бегать на лыжах. Даже бросал курить. А через полгода опять срывался. Два месяца назад он взял себя в руки, но, видимо, стало уже невмоготу. Хотя он человек удивительного мужества. Но когда рак печени, редко кто может быть работоспособным.

— У него был рак печени? — удивился следователь.

— Вы разве не знали? — укоризненно покачал головой редактор. — Уже более двух лет. А он так и не лег в больницу. Натан говорил, лучше год полноценной жизни, чем пять лет на больничной койке. Так что его добровольный уход в лучший мир меня лично не удивил. Такое сломает кого угодно. Да еще жена у него, знаете, не подарок…

— Я слышал, что жена его учинила здесь скандал из-за какой-то девушки.

Редактор метнул сердитый взгляд и произнес:

— Натан — мужчина симпатичный и обаятельный. Он нравится многим девушкам, несмотря на свой возраст. Хотя что для мужчины пятьдесят два года? Самый расцвет. Не вижу здесь никакого криминала. А что касается его жены, я ее знаю давно. Она у него всегда была стервозной…

Девушка схватила стакан и с ненавистью взглянула Вороновичу в глаза. Сейчас бы взять и выплеснуть коньяк ему в рожу. Ведь он даже не вспомнил, что у нее сегодня день рождения. Ему абсолютно наплевать на ее чувства. Стоит Инге сейчас пригубить, как он тут же потащит ее в спальню, тяжело дыша и расстегивая на ходу юбку. Воронович даже не удосужится плотно прикрыть дверь, и Чекушкин все будет слышать и похотливо ловить каждый звук.

Девушка перевела яростный взгляд на критика, и тот, не на шутку встревожившись, энергично зашевелился в кресле.