Алла Драбкина - Жена по заказу

И разговор про «черные списки» она услышала в гэбухе, где ее ангажировали. Ей объяснили, что других фильмов с ее участием не будет. Предположим, режиссер наломался с ней и в этом, а все другие поняли, что кина не будет. Ее сдали в Театральный. Но там у нее началась большая паника, театр еще труднее, чем кино. Она смылась на искусствоведческий и сразу после вуза получила работу, так?

– Так. Ее взяли литсотрудником в театр.

– Она написала хотя бы одну статью?

– Нет.

– И до сих пор сидит в этом театре?

– Да.

– И пьет?

– Да.

– Что вы после этого еще можете думать?

– Но... как у нее оказалась книга? Как она снюхалась с людьми, которые мучили Сашу? Ведь гэбуха не знакомит своих осведомителей.

– Это были ее личные знакомые. Она написала сценарий, хата для такого рода дел у нее была – вот и все.

– Но за что?

– За то, что ваша подруга не умерла, не спилась, не покончила с собой после того, что наворожила ей Ирина. А тут муж, да еще какой! Ваш мент прав – не станет ГБ, да еще на излете, делать такие глупости и трогать известную женщину, а не какую-то прошмандовку, которую поймали в гостинице с иностранцем.

Все это ударило меня как обухом по голове. Я чувствовала, это была правда. Ни трещины все разъедающих сомнений, ни не правды в характерах.

Другое дело, что Аля в это никогда не поверит.

– И еще у меня возник вопрос, – продолжала Яна, – а потом и ответ на вопрос: кто наехал на бывшую жену Сакена? Так странно наехал, дал месяц на сборы денег, потому что знал, кто будет платить. И знал также, что у этого человека деньги работают, а не лежат в чулке.

Тут уж мне захотелось показать, что и я не дура, ведь это же очевидно: кто?

– Громов! – пытаясь скрыть торжество, сказала я.

– Правильно, Громов, – выдержанно, как учительница, одобрила меня Яна.

А потом она надолго, тяжело задумалась.

– Теперь вы скажете мне, что Сакен в это никогда не поверит.

– Я не в такой степени знакома с Сакеном, но думаю, что он все же циничнее Али, а потому может и поверить. Романтик он с одной стороны, а с другой – делец. Он прекрасно знает – не убивай покупателя ценой, а обогащайся оборотом. Его галерея не такая снобистская, как остальные. Иногда он покупает картинку у мажоров с улицы, потому что знает, что не только наше население, но и иностранцы зачастую тупы в живописи. Им нравится все красивенькое, принаряженное. Также он знает о моде на Западе на лоскутные коврики. Он закупает и продает их. Зато никаких матрешек, балалаек и самоваров. Он поднялся в наше время на галерее, понимаешь? Это неслыханно.

– А где он взял свою… Асеньку?

– Не знаю. Я ее не расспрашивала.

– А как она выглядит?

– Ну это трудно сказать… – Мне надо было подумать, и я долго соображала. – Аля ее видела в двух ипостасях: с утра она чистенькая и ненакрашенная, вечером – святых выноси.

– А вам не показалось, что Аля Сорокина знает эту девочку?

– Она бы так мне и написала.

– Пон-нятно. А вот Ирина ее знает…

– Как – знает?

– Знает и ненавидит. И ненависть их взаимна.

А за что женщины разных поколений могут так ненавидеть друг друга?

– Н-не знаю.

Яна взяла «молодую» фотографию Никиты, потом лист бумаги и ножницы. Через минуту она наложила вырезанный овал на лицо фотографии, а все остальное скрылось под бумагой.

– Кто это? – спросила Яна.

– Ванька... кхм… – Я осипла. – Иван, сын Никиты и Ирины.

– В то время, когда у них была... любовь, эту девицу звали Ксюша. Она была сирота и воспитывалась в семье актеров Задоровых.

– Но откуда ты…

– Никогда ни о чем меня не расспрашивайте.

Я бы с удовольствием все выложила сама, но я не имею права. Это и чужая тайна тоже.

И даже тогда я не удивилась, не подумала того, о чем должна была подумать. Должна. Мне не только намекали, мне говорили прямо.

– И этой Асеньке или Ксении... никогда не говорите, у кого работаете. Никогда, умоляю, не говорите обо мне.

– Ну конечно. Тем более, я не собираюсь с ней встречаться.

– Боюсь, что придется.

– Уж лучше тогда я предварительно съезжу к Ларе с Колей.

– Это кто?

– Это ее опекуны.

– Они хорошие люди?

– Очень.

– Но вы слишком многих считаете хорошими.

А мне нужна правда.

– Это очень хорошие люди. Но она сбежала от них в шестнадцать, потому что хотела жить в их доме, но по своим законам. Возвращалась домой, когда попало, отказывалась мыть полы или есть вовремя и со всеми. Потом, они ведь получали на нее деньги, гораздо большие, чем их зарплата. Ей хотелось самой тратить эти деньги, тем более что жить ей было где. После родителей, вусмерть спившихся, ей досталась хорошая комната в центре. Да всякие гуманитарные посылки с едой и одеждой…