Сергей Ковальчук - Тринадцать

Узнав, что Стеклов осудил ее сына, она его возненавидела. И его, и тех присяжных, которые вынесли неправосудный вердикт. А, узнав о том, что Антон убит сокамерниками в тюрьме, она просто обезумела от ярости и отчаяния. Анна решила отомстить, причем всем, кто судил сына. Она стала подыскивать киллера, но быстро поняла, что это очень опасно для нее, увидев по телевизору передачу о том, что вместо киллеров с такими как она заказчиками, порой, имеют дело оперативники спецслужб.

Поняла она и то, что убивать людей в Москве поодиночке означает очень быстро и до конца жизни загреметь на нары. Нужно было придумать что-то такое, чтобы собрать их вместе, желательно не в России, и, внедрив к ним убийцу, избавляться от них относительно безопасно для себя и одновременно сея среди жертв почти мистический ужас.

Тогда-то она и вспомнила про приобретенный незадолго до своей смерти мужем маленький греческий остров Гавдопула, на котором был отстроен дом для их отдыха. Ей пришла мысль заманить всех потерпевших на этот остров и устроить им там казни в духе ее любимой книги Агаты Кристи «Десять негритят». К организации этих убийств она подошла очень творчески. Добавила, с целью еще больше запугать жертв и посеять среди них предсмертную панику, карты — компонент игры «Мафия». Придумала трюк со змеей (который в протоколе ее допроса был подробно описан). Кроме того, она придумала и стишки, как в «Десяти негритятах» и четкий сценарий действий убийц-исполнителей. Да-да, убийц должно было стать двое, потому, что одному такую задачу выполнить было не под силу. Но жертвы должны были думать, что сумасшедший маньяк, убивающий их одного за другим, присутствует на острове в единственном числе. И лишь в конце, к еще большему своему ужасу и отчаянию, оставшиеся жертвы должны были осознать, что их палачей двое.

Используя свою службу безопасности (естественно, ребята ничего не знали о ее действительных намерениях), Анна разыскала еще одного своего знакомого из студенческого прошлого, Олега Изместьева, и предложила ему за большую сумму денег стать исполнителем того убийства, которое она задумала.

Этот Изместьев, когда она только поступила в Университет и пошла однажды на дискотеку, познакомился с ней, напоил и отвез в общежитие военного училища, в котором учился. Там он и два его дружка надругались над ней. Заявлять на них она не стала, но злобу затаила на всю жизнь.

Однако перед тем, как сделать Изместьеву это предложение, Лучкович навела о нем справки. Оказалось, что садистские наклонности и жажда насилия, которое он продемонстрировал с ней, будучи еще курсантом, никуда не делись, но лишь окрепли и проявились с новой стороны. Уже в военных преступлениях по отношению к мирному населению в ходе первой чеченской кампании. Поэтому, использовав Изместьева в качестве исполнителя, Анна решила потом его убрать, посредством судьи Стеклова.

Она пришла к Стеклову на прием и попросила встретиться с нею в ресторане напротив Московского городского суда. При встрече с ним, Анна рассказала судье о том, что Антон их сын. Стеклов всегда был от нее без ума. Он продолжал ее любить, и поэтому согласился убить родственников заседателей, а напоследок, и Изместьева. Она обещала ему, что после этого выйдет за него замуж, и он станет миллиардером. Но случилось так, что Стеклов после совершения всех убийств на острове решил покончить с собой. А перед смертью не уничтожил, как это было оговорено, улики против нее. Видимо, решил напоследок ей отомстить.

На вопрос следователя, зачем понадобилось заманивать на остров не самих заседателей, а их родных, обвиняемая Лучкович пояснила, что основным мотивом для этого было то, что настоящие заседатели знали судью Стеклова и своего старшину, который скончался после суда, в лицо. А вместо покойного вызвать на остров Изместьева — значило автоматически его разоблачить, так как тот был чужаком. Кроме того, Анна действительно хотела (о чем и заявила еще живым родственникам заседателей на острове посредством обращения к ним через аудиозапись), чтобы настоящие присяжные всю оставшуюся жизнь оплакивали своих невинно убиенных родных и таким образом оказались с нею «в одной шкуре».

Мирутин оторвался от чтения. Он вспомнил, что послушать изъятую в особняке на острове запись голоса Лучкович, приговорившей убитых к смерти, так и не смог, хотя в деле диск с этой записью был. Он обнаружил конверт с этим диском и на одной из сделанных им фотографий.