Сергей Ковальчук - Лицензия на грабеж

— Пригласи ее на медляк, и в койку. Она пойдет, это я тебе говорю. Баба она незамужняя, на мужиков голодными глазами смотрит. Чего ты вытаращился? Ну да, страшна, как моя жизнь, но если голову отрубить, то с пивом потянет…

— В «Лесное» ходил, спрашивал? — уточнил я у Олега.

— Да спрашивал, — потерянно махнул он рукой, — толку-то. Никто ничего не видел.

— Дела, — сочувственно вздохнул я. — А ты уверен, что потерял ее? Может, дома оставил или здесь, в кабинете?

— Я уже все перевернул. Нет, я точно помню, что брал ее с собой. Ну, какой же я идиот, — в отчаянии воскликнул Олег.

Съездив по поручению руководителя следственной группы в земельный комитет, на обратном пути я решил пообедать все в том же кафе «Лесное». Я снял верхнюю одежду, повесил ее на вешалку и, сев за свободный стол, стал ожидать официанта. В это время за мой стол подсел высокий сухой полковник лет пятидесяти с петлицами ракетчика. Глянув на мои эмблемы, он уточнил:

— Вы из военной прокуратуры?

— Так точно, — кивнул я. Этого офицера я видел впервые. Было странно, что старший офицер проявляет интерес к персоне младшего, да еще в таком месте. Интересно, что ему нужно?

Вместо ответа мой собеседник вдруг достал из портфеля пистолетную обойму с патронами и, показав ее мне, спросил:

— Случайно не вы вчера тут оставили?

— Что вы за нее хотите? — медленно сглотнув, по-деловому осведомился я, буравя глазами вожделенную обойму.

— Пять бутылок водки, — так же конкретно ответил полковник.

— По рукам, — не стал я торговаться. Я представил, какими глазами посмотрит на меня Олег, когда я, как бы невзначай, засвечу перед ним свою добычу.

— Только «Смирновки», — хитро прищурился полковник.

Попросив старшего офицера подождать за столом, я купил здесь же, в кафе, пять бутылок водки и передал ему, получив взамен столь желанную обойму.

Еще немного, и я мог опоздать. Макушин был мрачнее тучи. Он шел по коридору прокуратуры навстречу мне, держа в руках лист бумаги.

— Ты куда? — удивился я.

— Сдаваться, — с безнадегой ответил мой товарищ. — Иду к генералу с рапортом на увольнение.

— Ты серьезно? — не на шутку разволновался я. — блин, чуть не опоздал. — Я облегченно выдохнул.

— Ты это о чем? — повел бровью Олег, нервно теребя в руках бумагу.

— А вот о чем, — я вынул из кармана кителя обойму и показал другу.

— Ну ты и сука, — заскрежетал зубами майор. — Я думал, ты мне друг, а ты меня так разыграть решил? — Похоже, Олег всерьез собирался начистить мне лицо.

— Эй, ты чего, — всполошился я, — дурак что ли совсем? Я поведал другу о своей встрече с полковником. Сначала Макушин мне не поверил, но потом стал благодарить…

— Вась, ты даже не понимаешь, что ты для меня сегодня сделал, — сидя вечером того же дня со мною в ресторане, растроганно произнес Олег. — Сегодня же я мог быть с позором уволен, а ты… я никогда этого не забуду. Даю слово офицера. Если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится, я сделаю все, чтобы тебе помочь. Теперь я твой должник…

Пятница, 2 октября 2009 года

В зале судебных заседаний Московского городского суда находилось несколько журналистов деловых изданий. Откуда они здесь взялись, я не знал, но подозревал, что это работа Макушина. Мы со Ставинским перед началом заседания уже успели дать интервью журналистам газет «Коммерсант» и «Ведомости», журнала «РБК» и сайта «Право. ру», выразив надежду, что незаконный, необоснованный и несправедливый приговор Головинского районного суда сегодня все же будет отменен.

Позавчера заседание суда было перенесено на сегодняшний день. Я догадывался, для чего это было нужно Макушину. Дело в том, что судьей-докладчиком по этому делу был не он и не Ловцов, а третий судья, который меня не знал. Скорее всего, у него уже был заготовлен проект определения, оставлявшего приговор в силе. Но когда Олег увидел меня, судьи посовещались и решили дело слушанием отложить. Макушину нужно было самому изучить это дело и найти в нем зацепки, позволявшие отменить приговор суда и направить дело на новое рассмотрение. Ведь тогда, в девяносто восьмом, он дал мне слово офицера и должен был сдержать его во что бы то ни стало. Офицерская честь для таких людей, как Олег, была превыше всего.

И свое слово он сдержал. Судья-докладчик зачитал кассационное определение, в соответствии с которым приговор Ставинскому был отменен, после чего нас опять взяли в оборот представители средств массовой информации.