Хеннинг Манкелль - Перед заморозками

— Пошли, — сказала женщина.

Они вышли в сад и обошли дом. Там, в тени большого бука, стояли каменные скамейки и стол. Ее любопытство разгорелось не на шутку. Что-то связывает этих людей с Анной. Она решила сказать все как есть:

— Я ищу Анну Вестин. Она пропала. В ее почтовом ящике я нашла письмо, оно и привело меня сюда. Я понимаю, что для вас здесь все без имени. Но для меня она Анна Вестин.

— А как она выглядит?

Мне все это не нравится, подумала Линда. Ее улыбка, это неестественное спокойствие. Почему я чувствую такое отвращение, словно этот шахматист опять пожал мне руку?

Она, как могла, описала Аннину внешность. Женщина по-прежнему улыбалась:

— Мне кажется, я никого похожего на твое описание не видела. А где письмо?

— В машине.

— А где машина?

— У церкви. Красный «гольф».

Машина не заперта, подумала Линда, а письмо лежит на сиденье. Что довольно глупо.

Обе замолчали. Линде было очень не по себе, и чувство это все нарастало.

— А что вы тут делаете? — спросила она.

— Подруга должна бы тебе рассказать. Все, кто сюда приходит, должны привести и других в наш храм.

— Так это храм?

— А что же еще?

Ну да, с иронией подумала Линда. «А что же еще»… Как же я сразу не догадалась, конечно же это храм, а никакой не брошенный крестьянский хутор, где работали когда-то арендаторы и батраки.

— А как тебя зовут?

— Я же сказала — у нас нет имен. Наша общность идет изнутри, через воздух, которым мы вместе дышим.

— Звучит необычно.

— Очевидное всегда необычно. Трещина в деке меняет акустику. А если у скрипки вываливается дно, музыка и вовсе перестает звучать. То же и с людьми. Нельзя жить, если не видишь высшего смысла.

Линда не поняла, что та хотела этим сказать. Она не любила чувствовать себя тупицей, поэтому больше ни о чем не спрашивала.

— Тогда я пойду, — сказала она и поднялась.

Она пошла быстро, не оборачиваясь и не останавливаясь, пока не дошла до машины. Она села в машину, но ехать не торопилась. Солнце ослепительно сверкало в листве. Она уже была готова повернуть ключ, как вдруг увидела идущего по газону человека.

Сначала она видела только силуэт — слепило солнце. Но когда он вышел в тень деревьев у кладбищенской стены, ей вдруг показалось, что подул ледяной ветер. Она узнала его затылок. Но не только это. Она смотрела на него, и пока он не исчез из виду, она слышала голос Анны. Голос, внятно и толково повествующий, как она видела своего отца из окна отеля в Мальмё. Я тоже смотрю в окно, подумала Линда. Автомобильное. И я знаю точно, что человек, которого я только что видела, — отец Анны. Это, конечно, глупо, но почему-то я это знаю.

Он исчез в солнечном мареве. Подумаешь, затылок, попыталась убедить себя Линда. Откуда у нее такая уверенность в том, в чем она никоим образом не может быть уверена? Нельзя опознать человека, если ты его никогда не видела. Фотографии дома у Анны, ее описание виденного ею в Мальмё человека — все это очень шатко и недоказуемо.

Она попыталась отвязаться от этих мыслей и посмотрела в зеркало заднего обзора. Газон перед входом в церковь был пуст. Она подождала пару минут, сама не зная чего, и поехала назад в Лунд. Было уже за полдень. Солнце по-прежнему жарило немилосердно. Она остановилась там же, где и утром, и попробовала собраться перед новой встречей с шахматистом. Потом вышла и открыла калитку. Но дверь на этот раз открыла девушка. На несколько лет моложе, чем Линда. У нее были ярко-красные волосы с синими прядями, от ноздри к щеке тянулась цепочка. Она была вся в черном — сочетание кожи и синтетики. Ботинок на одной ноге был черный, на другой — белый.

— Свободных комнат нет, — нетерпеливо сказала она. — Если там все еще висит объявление, то его давно пора снять. Кто тебе сказал, что у нас есть свободные комнаты?

— Никто. Я ищу Анну Вестин. Она моя близкая подруга. Меня зовут Линда.

— По-моему, ее нет дома. Можешь сама посмотреть.

Она пропустила ее в дом. Линда заглянула в гостиную. Шахматные фигуры были по-прежнему расставлены на доске, но предводитель их исчез.

— Я была здесь несколько часов назад. Говорила с вашим шахматистом.

— Ты можешь говорить, с кем тебе угодно, — сказала та равнодушно.

— Это тебя зовут Маргарета Ульссон?

— Это мой псевдоним.

Линда оторопела. Маргарета весело глядела на нее.

— Вообще говоря, меня зовут Юханна фон Лёф. Но я предпочитаю обычное имя, поэтому и перекрестилась в Маргарету Ульссон. В этой стране тысячи Маргарет Ульссон и только одна Юханна фон Лёф. Кому хочется быть в одиночестве?