Христиан Шюнеманн - Парикмахер

Зазвонил телефон, и я пролил кофе на дорогую бумагу с водяными знаками. В это время мне обычно звонил Клаус-Петер. Сейчас он станет выпытывать у меня, нет ли чего нового в деле Кая Каспари.

Впрочем, это оказалась Регула; по ее голосу я догадался, что она настроена поболтать. Мы поговорили о семейных делах. Мама хочет прислать детям упаковку леденцов; я назвал это милой заботой. Кроме того, сообщила Регула, с фабрикой возникают проблемы; я не удивился. Речь идет о сбыте готовой продукции. Маме приходится теперь учитывать запутанные дополнения к законам, административные приказы, пошлину на сахар - все это не попало в ее сферу внимания, когда делались предварительные калькуляции перед покупкой фабрики. Я уже обдумывал, кто из моих знакомых мог бы проконсультировать маму. Но тут Регула сказала: «Да, вот что еще», - и попросила у меня Алешин рецепт гречневой каши. Я ответил, что эта гадость не стоит того, чтобы ее готовить, но обещал при случае спросить, что он туда кладет.

- Сегодня вечером ты занят? - поинтересовалась Регула и добавила, что ей хочется побегать на роликах, потом сходить с Кристофером в кино - для сестры это уже «романтический вечер». Вот только за малышами нужно присмотреть. У меня уже есть какие-нибудь планы? Я помедлил. Вместо танцев на террасе у Константина мне придется варить детям какао и придумывать новую историю про волосатое чудище. Я буду его стричь, брить, и в конце концов оно окажется обычным поросенком. Тут я понял, что соскучился по сестре, малышам, зеленому чаю и конструктору «Лего», детали от которого валяются по всему дому. В трубке что-то затрещало. Я пообещал сестре приехать после работы и попрощался. Потом натянул кроссовки.

Стефана я еще застал. Мы неторопливо бежали вдоль берега Изара по натоптанной дорожке. Вода все еще была мутной, как и мое состояние. По бурой лужайке радостно носились собаки, высунув язык. У меня заболели легкие. Если еще начнет колоть в боку… Стефан остановился, покрутил руками и спросил, как я себя чувствую. Я попробовал пару раз присесть и повалился на траву.

- Ничего, все о'кей, - сказал я.

Между тем со смерти Кая прошло три дня. Барбара Крамер-Пех явилась в салон без предварительного звонка. Я был поражен. Она что-то говорила вполголоса, но я почти ничего не понимал из потока ее слов. В конце концов я приветливо сказал:

- Нет проблем, пожалуйста, присядьте на минутку.

Я заглянул в тетрадь и внес кое-какие изменения. Моего клиента, записанного на половину десятого, сына главы какого-то там правления, - у мальчика очень тонкие волосы, - возьмет на себя Деннис. Вероятно, также и футболиста, который собирался прийти после этого. Не проблема. Я незаметно разглядывал Барбару. Невероятно напряженная, она листала журнал. Темно-русые волосы без всякого блеска, тщательно нанесенная косметика.

- По-моему, ее внешность нуждается в капитальных переменах, - шепнул мне Бенни. Я покачал головой.

- Прошу, - сказал я Барбаре и первым пошел к раковине. Она повесила сумочку на подлокотник кресла и откинулась назад. Я помыл ей голову. Сейчас был неподходящий момент для обсуждения с ней особенностей ее внешности. Барбара - в этом я не сомневался - хотела о чем-то поговорить. Когда я ополаскивал ей волосы, она закрыла глаза. Закутав ее голову полотенцем, я отвел секретаршу на кресло для стрижки.

- Хотите чаю? Бенни, будь так любезен!

Теперь я неспешно массировал ей кожу головы и виски.

- Так хорошо?

Барбара кивнула и, немного помолчав, сказала:

- Для моей Антье такой удар… - Она шумно вздохнула, всхлипнула и проговорила куда-то в пелерину: - Кай ее первая большая любовь.

- Да, все очень грустно. - Я расчесывал Барбару. На похоронах Александры я видел эту девочку со спутанными волосами. Мать и дочь показались мне неразлучными подружками.

- Антье так казнит себя.

- Казнит? - Я зажал прядь между указательным и средним пальцами. Полтора сантиметра, не больше. Я решил подойти к работе осторожно.

- Она поссорилась с Каем, ведь оба страшно взвинчены после ужасного события. Не виделись почти неделю, и тут Кай неожиданно позвонил. Хотел поговорить с ней. Антье потом мне рассказала, что Кай твердил только о своей матери и хотел что-то срочно сообщить. Дочь ничего не желала больше слышать об этой истории. Ее волновала лишь одна тема - его отъезд в Берлин. Она обижалась на него, хотя у мальчика не оставалось выбора. Но ее это не интересовало. Это был их последний разговор, и она отругала Кая, очень сильно. - Барбара вздохнула и посмотрела на меня. - Вот так. Теперь мы не знаем, чем он хотел с ней поделиться. Вероятно, тем же, чем и с вами.