Геннадий Астапов - Идет охота на волков

— А ты думал! Раньше я летчиком был. — Витя в темноте шумно вздохнул. — Общался с людьми такими, что… Журналисты в друзьях ходили, художники алматинские, из технической и творческой интеллигенции многие меня знают. За границу летал в свое время. А потом, как бардак начался — а! Чего вспоминать!

— Жалеешь?

— Жалеть? — прозвучал удивленный голос. — Не. Не жалею. Пить я все равно не брошу. — И опять вздохнул. — Мне хорошо здесь, раздольно, бомжовая вольница. А ты меня жалеешь, да? А я жалею тебя. Потому что, все у вас там враньё, воровство, зависть, измена, корысть, деньги, деньги, деньги. Воруют на самом верху, оттуда — ниже и ниже, до самого последнего чиновника. Не воровать не модно. Вроде, как и похвастать нечем. И наоборот: увести из-под налогов миллионы, не вернуть кредиты, кинуть товарища — престижно. И когда воры стоят на трибунах и принимают парады, и когда раздают нищим пожертвования, и когда строят храмы — лицемерят. Всегда лицемерят, если вопрос не о деньгах. Я иногда задумывался о власти. Что же это такое? Какова её природа? Где её истоки? И так копал, пока не пришел к выводу: власть — это сила. Сильнейший подавляет слабого: хитростью, умом, кулаками — не важно. Главное — подавляет. И чем больше народу под себя подмял — тем больше власти. Начиная от бандитов, кончая президентом. Если разобраться: чем отличается бандит от политика? Общеизвестно: политика — дело грязное. И бандиты, и политики люди целеустремленные, готовые на жертвы, сильные, хитрые, пользующиеся авторитетом, располагающие деньгами. Начиная с каменного века природа власти не изменилась: у тебя сила и хитрость — ты и власть. Как у зверей: победил соперника — вожак. Стае или стаду не важно, сколько крови при этом пролито, для масс важно понимание силы вожака. Как только он ослаб, от старости, от болезни ли — начинаются волнения и поиски нового авторитета. Начинается разброд, борьба, смутные времена, страх за свою жизнь. Никто в стаде не знает, чем это кончится, пока не определится новый вожак. У людей, от стыда за своё животное происхождение и родство с дикими животными — это прикрыто видимостью выборов и идеями демократии. На самом деле идет звериная борьба за власть в стаде, или даже в стае, таково современное общество. Человечество придумало законы, наивно полагая, что перед ними все равны. Но вожак по природе своей выше остальных соплеменников, и рамки выдуманных законов для общего потребления оказываются малы для вожака. Возникает противоречие природы и рукотворения. Возникает соблазн, а точнее, естественное желание вожака расширить для себя рамки закона. То он и делает. Для себя. Можно задать вопрос: а действительно ли вожак по природе выше остальных соплеменников? Вопрос спорный только для идеалистов. Они будут орать до одурения, что человек рождается равным среди равных. В природе же этого нет. Одному дано больше с рождения, другому — меньше. Увы, это не справедливо, но это так. Глупо спорить. Правда, в человеке заложена праисторическая справедливость, память о тех далеких временах, когда еще не было сбоя в божественной программе, и человек был счастливой бездумной машиной в руках бога, как теперь ЭВМ в руках человека. И в память о тех временах — человечество желает всех уравнять, осчастливить, для чего и выдумало законы. Желание всех уровнять и осчастливить — угодно и богу, потому что, короче расстояние назад, до сбоя в программе, короче расстояние до греховного рубежа, когда человек начал самосовершенствоваться и вышел из-под божественного контроля. А значит — больше возможности покаяться и вернуться в его лоно. И эта праисторическая справедливость толкает людей на создание социальных благ, равных для всех, как это было при коммунистах. Но и здесь вожак расширяет для себя рамки. Зато нам тут ни к чему лицемерить, хитрить и врать. Есть выпить — позвал соседа, вмазал, поговорил за жизнь. Нету — жалко, но, что поделаешь. Поохотился, порыбачил. Мы люди свободные, власти над собой не терпим и сами к ней не стремимся.

— Рассуждения твои несовершенны. — зевая, сказал Атамбай. — Но все же от бича послушать интересно. Спорить с тобой не стану, хотя во многом не согласен. Ну, что, укладываемся?

От воды дуло сыростью, становилось прохладно. Витя с Атамбаем перебрались в землянку, Атамбай принес от костра спальный мешок и залез в него. Витя притянул ополовиненную канистру с вином, основательно приложился, крякнул удовлетворенно и включил транзистор. Лампочка в темноте осветила его небритое черное лицо, желтозубую улыбку, искристые веселые глаза, высветила пару лежанок из кривых жердей, самодельный столик и низкую камышовую крышу.