Евгений Костюченко - Русские флибустьеры

- Хороший кинжал, - сказал Илья. - Можно глянуть?

Орлов положил нож перед ним, и Остерман, не прикасаясь, долго разглядывал его, прежде чем бережно взять в руки.

- Интересный рисунок на стали. Дамаск?

- Златоуст.

- По рукояти не скажешь. Больно проста.

- Менял. Первоначальная-то была покрасивей, - сказал Орлов, пытаясь вспомнить, как выглядел этот нож тогда, четверть века назад, когда он получил его от деда. - Такая же плоская, но узорчатая. Кажется, были выгравированы какие-то охотничьи сцены.

- Сломалась?

- Не уберег. Глупо вышло. Держал на поясе, в ножнах. Ну и пуля угодила аккурат в рукоять. Если б, как всегда, спрятал за сапог~ - Он махнул рукой, усмехнувшись. - Новые накладки делали всей ротой. Кто кость нашел, кто подгонял. Умельцы нашлись.

- Думаете, нашлись бы умельцы и пулю из живота вытащить? - спросил Кирилл. - Хотя, если бы дотянули до госпиталя~ Вы, значит, воевали?

- Да.

- С турками? - завистливо спросил Остерман.

- Так точно.

- Эх, завидую вашему поколению. А мы с Кирой тогда только с мало-фонтанскими пацанами воевали. С татарчатами. А за нас греки бились. Как их? О, братья Сардакисы. Надо же, столько лет прошло, а вспомнил. А еще~

- У мало-фонтанских тоже полно греков было, - перебил его Кирилл. - Вы, Павел Григорьевич, наверно, офицер? И наверно, в чинах высоких?

- Нет, в невысоких. - Орлов поднял ладонь, останавливая Кирилла, который, казалось, готов был засыпать его вопросами. - Погоди. Мы не в казарме. Давай без церемоний. Когда ко мне по отчеству обращаются, я теряюсь. Понимаешь? Не то место. И время не то. Некогда артикулы соблюдать.

- Я артикулов не знаю, - улыбнулся Кирилл. - Отец инженером был, а у него трое братьев, и все военные. По маминой-то родне одни рыбаки, а отцовские все такие строгие. А так уж праздновали, когда война началась. Так радовались. Ну, тогда все отчего-то ликовали. Оркестры в каждом сквере. Марши. Радовались, радовались, а с войны все трое не вернулись. За Дунаем похоронены. Вот так. С тех пор у меня к военным какое-то особое почтение, что ли. Видишь, я даже покраснел. Как в гимназии. Знаешь, когда мы с Илюхой сюда попали, я еще с полгода думал о том, что у меня осенью - переэкзаменовка по алгебре. Уже чуть не всю Америку проехал, от Нью-Йорка до Техаса, а все из головы не шло: «а-квадрат плюс бэ-квадрат». И как вспомню, так краснеть начинаю, уши горят~

Орлов подумал, что за все время их недолгого, впрочем, знакомства Кирилл еще не произносил столь длинной речи.

Остерман вернул ему нож:

- А у меня был обсидиановый кинжал. Армяне подарили. Острый, острее бритвы. Жалко, потерялся. Да нет, вру, не жалко. Оружие не должно быть дорогим.

- Согласен, - кивнул Орлов. - Но обсидиановый нож - это не просто оружие. Наверно, он был еще и с украшениями, да? Что-нибудь вроде рубиновых вставочек или перламутра. Такое оружие не для боя. Оно как орден.

- Мне орден не нужен. Мне нужна вещь, которая меня защитит. Да хоть напильник под руку попадется - и вот, я живой, а мои враги - не очень.

- Что-то мы расчирикались, как воробьи на солнышке, - сказал Кирилл недовольно. - Паша, я только хотел спросить насчет войны. Можно?

- Изволь.

- Ты тоже радовался, когда шел на войну?

Орлов задумчиво почесал переносицу, как делал всегда, столкнувшись с неразрешимой проблемой. Он не помнил, как уходил на войну. Во-первых, она для него началась задолго до царского манифеста: Орлов тогда служил в разведке Генштаба и посещал вражеские тылы, составляя карты для будущих операций. Во-вторых, с той войной было связано слишком много горьких и тяжелых мыслей, но все они появились уже после того, как был заключен мир. А тогда, в самом начале кампании~

- Наверно, любой человек бывает рад, когда после долгого безделья появляется работа, - сказал он, наконец. - Тогда в армии все радовались. Солдаты уходили из казармы в поле, это само по себе радостное событие. Вместо муштры - вольная жизнь, да еще с приключениями. Офицеры радовались предстоящим повышениям и наградам.

- То есть как? - спросил Остерман. - Как можно радоваться, что кого-то из твоих товарищей убьют и ты займешь его место?

- А вот так. И потом, когда уже начались стычки, и кровь, и болезни, все равно это было лучше, чем стоять в каком-нибудь захолустье, пить дрянную водку и резаться в карты. Впрочем, я сейчас не о себе. У меня все было немного не так, как у всех.

- А как? - спросил Кирилл.

Остерман поднял вверх палец и произнес многозначительно:

- Я сразу сказал, что ты - наш человек. У тебя непременно должно быть все не как у всех. Потому что все остались там, а ты - здесь. И мы - здесь. Это что-нибудь да значит. Таких людей, как мы, я видел очень редко. Нет, не подумай, я не хвастаюсь. Особая порода - не повод для гордости. Наоборот, повод для стыда, если ты, такой особенный, а живешь, как все, и ничего особенного не сделал.