Тесс Герритсен - Лихорадка

– А кто второй мальчик? – поинтересовался Линкольн.

– Разве это имеет значение? – удивилась Ферн. – Ной должен отвечать за свое поведение.

– Но ты сказала, что драку затеял другой мальчик.

– Да, чтобы защитить свою сестру.

– Ас девочкой ты говорила? Она подтвердила, что нуждалась в защите?

– Мне не нужны никакие подтверждения. Я видела, как дрались два мальчика. Выбежала, чтобы разнять их, и меня повалили на землю. То, что произошло, было отвратительно. Жестоко. Даже не могу поверить, что ты сочувствуешь мальчишке, который напал на меня…

– Напал?

– Физический контакт был. Я упала.

– Ты намерена предъявить обвинение?

Она открыла рот, чтобы сказать «да», но в последний момент остановилась. Предъявить обвинение – значит предъявлять доказательства в суде. И что она скажет под присягой? Она видела ярость на лице Ноя, знала, что ему хотелось ударить ее. То, что он так и не поднял на нее руку, – это детали; дело ведь в том, что он намеревался так поступить, выражение его глаз было жестоким. Но видел ли это кто-нибудь еще?

– Нет, я не хочу предъявлять обвинение, – сказала она. И великодушно добавила: – Я дам ему возможность исправиться.

– Я уверен, Ферн, Ной будет тебе благодарен за это, – заверил он.

А она печально подумала: «Не его благодарность мне нужна. А твоя».

– Может, все-таки поговорим? – спросила Клэр.

Вместо ответа Ной съежился, словно амеба, и придвинулся к пассажирской дверце.

– Рано или поздно, дорогой, нам придется поговорить об этом.

– А зачем?

– Затем, что тебя отстранили от учебы. И теперь мы даже не знаем, когда тебе разрешат, если вообще разрешат, вернуться в школу.

– Ну, не вернусь в школу, и что с того? Я все равно там ничему не научился. – Он отвернулся и уставился в окно, давая понять, что разговор окончен.

Клэр молча вела машину, ее взгляд хоть и был устремлен на дорогу, но она едва ли замечала, что там происходит. У нее перед глазами всплыл образ ее пятилетнего сына – мальчик свернулся калачиком на диване и был слишком расстроен, чтобы рассказать, как его в тот день дразнили в школе. Он никогда не отличался словоохотливостью, подумала она. Всегда замыкался в себе, окружая себя стеной молчания, и с годами эта стена стала еще более толстой и непробиваемой.

– Я все думаю, что нам делать дальше, Ной, – начала она. – Мне нужно понять, чего хочешь ты. Правильно ли я поступаю, по твоему мнению. Ты ведь знаешь, что с работой у меня не все в порядке. А теперь, когда окна разбиты, а ковры изуродованы, пройдут недели, прежде чем я снова смогу принимать пациентов. Если они вообще захотят прийти… – Клэр вздохнула. – Я просто хотела найти место, где бы тебе было хорошо, где мы оба могли бы начать новую жизнь. А сейчас мне кажется, что я лишь все испортила. – Она въехала во двор дома и заглушила мотор. Некоторое время мать и сын сидели молча. Потом она повернулась к нему. – Можешь не рассказывать мне ни о чем прямо сейчас. Но потом нам придется все обсудить. Мы должны принять решение.

– Какое еще решение?

– Стоит ли нам вернуться в Балтимор.

– Что? – Он вздернул подбородок и наконец посмотрел на маму. – Ты хочешь сказать, уехать отсюда?

– Ты же сам постоянно твердишь, что хочешь вернуться в Балтимор. Сегодня утром я звонила бабушке Эллиот. Она сказала, что ты можешь приехать прямо сейчас и пожить у нее немного. А я приеду потом, когда упакую вещи и выставлю дом на продажу.

– Ты опять за свое. Решаешь за меня, как мне жить.

– Нет, я прошу тебя помочь мне сделать выбор.

– Ты не просишь. Ты уже все решила.

– Это неправда. Однажды я совершила ошибку и больше не хочу повторять ее.

– Ты хочешь уехать, я правильно понял? Все эти месяцы я мечтал вернуться в Балтимор, но ты меня не слушала. Теперь ты решаешь, что пора валить отсюда, и при этом спрашиваешь: «Чего ты хочешь, Ной?»

– Я спрашиваю, потому что это важно для меня! Я всегда считалась с твоими желаниями.

– А если я скажу, что хочу остаться? Что, если у меня появился друг, который мне очень дорог, и она живет здесь?

– Все эти девять месяцев ты говорил только о том, как ты ненавидишь это место.

– И тогда это тебя не волновало.

– Чего же ты хочешь? Что я могу сделать, чтобы ты был счастлив? Есть хоть что-нибудь, что может доставить тебе радость?

– Ты опять кричишь на меня.

– Я так стараюсь, но никак не могу тебе угодить!

– Хватит орать на меня!

– Ты думаешь, легко быть твоей матерью? Думаешь, с другой матерью тебе было бы лучше?