Гарри Гаррисон - Месть Монтесумы

– Надеюсь, полет вам понравился, – сказал он Дэвидсону, проходя мимо. Эта необычная заботливость объяснялась тем фактом, что при этом пилот незаметно для всех, кроме Тони, сунул агенту в ладонь сложенный листок бумаги.

– Радиограмма, – вполголоса растолковал Дэвидсон. – Я ждал этого.

Тони был просто поражен; он и не думал, что можно отправлять личные послания на коммерческий самолет во время рейса. Впрочем, послание ФБР вряд ли можно отнести к разряду личных. Дэвидсон развернул листок в иллюстрированном журнале, бросил на него единственный взгляд и тут же захлопнул журнал.

– Черт!

– Проблема? Птичка опять сбежала из курятника?

– Хуже. – Он передал журнал Тони. Тот нашел нужную страницу и полоску бумаги, на которой был написан номер сиденья Дэвидсона да еще три слова. «СВЯЖИТЕСЬ С ПЕТУХОМ».

– Шифр?

– Достаточно ясный. Этого мы и боялись. Мексика – не наша территория, но мы решили, что попытка не пытка. Однако они вызнали про это, они всегда узнают, так что теперь хотят получить свою партию в игре.

– Что-то я не улавливаю. Какие они ?

– ЦРУ. Мы должны работать через их местного представителя, Хиггинсона. Я уже имел с ним дело. Скверный тип. Запомни фамилию и телефонный номер 25-13-17, на случай, если что-нибудь стрясется и меня здесь не будет. Он…

– Хиггинсона я записал, а номер не успел. – Тони выжидательно держал карандаш над блокнотом, пока Дэвидсон не повернулся к нему и не вырвал страничку.

– Никогда ничего не записывай, отныне раз и навсегда. Всю информацию запоминай.

После этого агент впал в угрюмое молчание, и Тони ничего не оставалось, как обратить внимание на внешний мир. Нельзя сказать, чтобы он уж очень огорчился по этому поводу; после успешной посадки он как раз начал наслаждаться поездкой, с нетерпением дожидаясь отпуска за казенный счет. Хоть он и вырос на границе, в Мексику наведывался нечасто. Конечно, в Тихуане он бывал сколько угодно, но это скорее распутный город гринго, чем настоящая Мексика. Да еще пару раз проводил выходные в Энсенаде. Теперь же, всего в двух часах лёта от Вашингтона, он оказался в новом мире, на дне пересохшего озера, где гарцевал на коне Кортес, въезжая в столицу Монтесумы. В окружении звуков теплой, мягкой речи они покинули самолет, взяли чемоданы, после чего стоически скучающие таможенники с монгольскими ликами, будто явившиеся прямиком из азиатских степей, начертали на боках чемоданов меловые иероглифы. Толпа отличалась куда большим оживлением и красочностью, чем на севере, и сразу же у выхода на них набросились торговцы, предлагавшие алебастровых свинок, жестяные маски, сделанных из перьев игрушечных бойцовых петухов. Не без труда пробившись сквозь толпу, Тони и Дэвидсон добрались до стоянки такси, где водитель с услужливостью, забытой на севере лет пятьдесят с лишком, погрузил багаж, помог им сесть в машину и сам захлопнул дверцу за пассажирами. После чего с искренним интересом спросил:

– Pa que rumbo, maestro? [3]

– Отвезите нас в отель «Тикэлий», – распорядился Дэвидсон, не разбиравшийся в языке и безбожно перевравший название отеля, но водитель уразумел сказанное и с энтузиазмом закивал.

– Si, maestro, pero si la onda es que es caro. Yo se' de otro hotel que no la muelan y es a todo dar. [4]

– О Господи, да он ни слова не говорит по-английски! Слушай, Джек… отель… «Тикэлий»… лады?

– Si, ya sepo, el Tecali, con sus pinche precios. Pero si quieres… [5]

Разговор зашел в тупик. Подавшись вперед, Тони торопливо проговорил:

– Escucha carnal, tenemos reservaciones en el «Tecali», y no queremos nada que hacer con sus insectos ni infecciones de tu casa de putas. [6]

Водитель пожал плечами, и машина рванула с места, втиснувшись в поток уличного движения, хотя разрыв в веренице автомобилей вряд ли превышал длину самой машины хотя бы дюйма на четыре.

– Лучше объясни, – проговорил Дэвидсон, возвысив голос над сердитым рявканьем клаксонов.

– Он хотел отвезти нас в другой отель и…

– Не это, я об этих твоих разговорах по-мексикански.

– По-испански. Ну, еще бы мне не говорить. Там, где я рос, все говорили и по-испански, и по-английски.

– Дело весьма серьезное. Про испанский в твоем досье ни слова. – Судя по тону Дэвидсона, это было просто преступление.

– Ну, моей вины в том нет. Я не имел к написанию досье ни малейшего отношения и никоим образом не держал знание испанского в секрете.

– Это должны рассмотреть на высоком уровне.

Очевидного ответа у Тони не нашлось, и оба погрузились в молчание. Их окружала бешеная круговерть машин, во весь опор несущихся по тесным улочкам. Их водитель отличался тем же безумием, что и другие, раз за разом ставя на карту и свою жизнь, и жизнь пассажиров, пока наконец не обогнул под визг шин последний угол, выехав на Мариано Эскобадо и затормозив перед их отелем. Не успело такси остановиться, как дверцу уже распахнул пышно разодетый швейцар, чья расшитая ливрея сверкала червонным золотом в свете заходящего солнца. Тут же набежали другие обладатели ливрей, расхватав чемоданы. Дэвидсон заплатил точно по счетчику, скупо приложив одно-единственное песо, затем первым двинулся в сияющий великолепием вестибюль. Тони только диву давался. Сначала первым классом на самолете, хотя он привык летать в классе сельдевых бочек, а теперь еще и это. Агентство, жиреющее на деньги налогоплательщиков, явно не считает, что работников надо хоть в чем-то ужимать. Ожидавшие их апартаменты наверняка не знали себе равных во всем отеле. Пока Дэвидсон распоряжался багажом, пуская по рукам звонкие песо, Тони с восхищением осматривал гардеробные, до отказа забитый бар и увешанные зеркалами ванные.