Мария Брикер - Фонарь Диогена

– Извини, – женщина осторожно поставила на стол пустой графин.

– Ничего, вы тоже, это самое, – крякнул Никита, уселся на диван и уронил голову на руки.

– Мне уйти? – поинтересовалась дама, постояла минутку, вопросительно глядя на Верховцева большими коровьими глазами, и, так и не дождавшись ответа, неторопливо пошла к двери.

– Постой! – окликнул ее Верховцев, женщина обернулась. – Жены ведь необязательно должны походить на топ-моделей?

– Необязательно, – подмигнула ему дама.

– Может, я женщин в теле люблю, чтобы – коня на скаку и в горящую избу!.. И необязательно должны быть блондинками!

– Угу. Среди жен случаются брюнетки, рыжие, русые, шатенки и пернатые.

– Пернатые, это которые в разные цвета локоны красят? – хихикнул Никита: на душе отчего-то стало полегче.

– Ну, они самые, – улыбнулась в ответ женщина, на ее щеке появилась ямочка, карие глаза залучились теплым светом.

А она милая, безнадежно отметил Никита, жаль, что такая толстая, и говорит, как деревня беспробудная.

– Но готовить все жены обязаны вкусно! – капризно заявил он.

– Само собой! Так где, говоришь, у тебя кухня? Не сиди пнем, веди, показывай! Не переживай, Никита Андреевич, все сделаем в лучшем виде, гость твой от моей стряпни не издохнет, доволен останется. Остальное, как говорится, неважно. Мало ли у кого какие предпочтения вкусовые имеются? Главное, чтобы ты свою симпатию ко мне не стеснялся при госте выражать, лучись ко мне светом, и я лаской откликнусь, чтобы видимость образцово-показательной пары создать.

Странная женщина, подумал Верховцев, ее энтузиазм и оптимизм магическим образом ему передались, даже желтое платье перестало его смущать, хотя «лучиться к ней светом» пока не получалось. И, как ни корячься, вряд ли получится к такому светом лучиться, но терять-то в любом случае нечего.

Хлопнула входная дверь, в гостиной появилась взмыленная, испуганная Глашка с двумя объемными пакетами.

– Я, это, с продуктами в пробку попала! Таксист еще, м… такой тормоз, я его м… чуть не загрызла, – доложила горничная, заметила даму и замерла.

– Глафира, познакомься, это моя новая жена! – торжественно провозгласил Верховцев. – Тоже – Лиля. С этого момента ты поступаешь в ее полное распоряжение, – дал он указание и ласково обратился к супруге: – Лилечка, познакомься, родная, это Глаша, наша горничная.

– Здрасьте, – проблеяла горничная и выронила пакеты из рук.

– Над седой равниной моря ветер тучи разгоняет. Между тучами и морем гордо реет буревестник! – шептал себе под нос Верховцев, глядя в окно гостиной.

Погодка под вечер испортилась. Небо нахмурилось, вспенилось тучами, придавило землю и прохудилось. Дождь пузырил почерневшую воду пруда, бил по стеклу и листьям декоративных кустарников, ронял крупные капли на цветы лилейника, высаженные по всему саду. Когда начался ливень, Никита решил проявить человеколюбие, навестить сволочь Шахновского и укрыть его бесчувственное тело плащ-палаткой, но Ильи на месте «парковки» не оказалось. Куда он испарился, для Верховцева осталось загадкой, но заморочиваться по этому поводу он не стал: Илюша не маленький, в конце концов. Хотя где-то в глубине души всколыхнулась тревога – от пьяного Илюши можно было всего, что угодно, ожидать. Однажды Никите пришлось снимать друга с дерева на Воробьевых горах, сам Шахновский слезать отказывался, заявив, что он – птица феникс, сейчас совьет себе гнездо и спалит его вместе со своим бренным телом, чтобы вновь возродиться из пепла обновленным. Для убедительности Илюша продемонстрировал Никите зажигалку «Зиппо» и стянул свитер и рубашку. К счастью, служба спасения прибыла прежде, чем Шахновский свил себе гнездо. Сходили на пикничок, называется! И выпили-то вроде немного, всего два ящика пива. С какого, спрашивается, перепугу Илюшу до состояния феникса развезло? Спасибо, что его в «дурку» тогда не упекли, обошлось: морду только набили для профилактики и домой отвезли.

Никита взглянул на часы: время приближалось к семи, к встрече важного гостя все было готово, стол сервирован на три персоны, из кухни тянулись чарующие ароматы. Что там стряпала его фальшивая супруга, Никите было неведомо, да и неинтересно. Плевать ему было на все с высокой колокольни! Апатия навалилась на него из-за всех последних событий, и ясно вдруг стало, что никакое меню уже не спасет положения. Но отменять ужин Никита из принципа не желал, ведь именно об этом и мечтал его недоброжелатель, положивший труп в его постель.