Мария Брикер - Фонарь Диогена

Пистолет жег поясницу огнем. Илья запихнул его за пояс брюк еще в квартире Зимина и прикрыл рубашкой. Хотелось от него поскорее избавиться, не дожидаясь утра. Илья посмотрел на часы: время было позднее, но дядька страдал бессонницей и частенько бодрствовал по ночам. Шахновский, неоднократно видевший помятую и опухшую от недосыпа, недовольную физиономию Феликса, разрешил ему приходить на работу во второй половине дня. В любом случае с утра от Зелинского толку не было никакого, единственное, что он мог, – играть с компьютером в покер и матюгаться на весь офис.

Зарулив по пути в ночной супермаркет, Илья разжился бутылкой дагестанского коньяка, батоном ливерной колбасы и шоколадкой «Аленка» и направился в гости. Во дворе дома Зелинского, естественно, парковочных мест не оказалось, Шахновский бросил свой «мерс» поперек дороги, удостоверился, что свет в окнах дяди горит, и метнулся в подъезд. Задерживаться надолго в гостях он не собирался и коньяк пить тоже, но выбор его пал на дагестанский отнюдь не потому, что Илья пожадничал купить элитный «Ремми Мартин». Для Феликса ему ничего не было жалко. Просто дядя был патриотом до мозга костей: он принципиально катался на «Жигулях», настойчиво ездил отдыхать в Крым и пил только наши алкогольные напитки. К «нашим» он относил все, что производилось на территории бывших союзных республик – в развал СССР Зелинский верить отказывался и ненавидел все западное. Пожалуй, игра в покер была единственным увлечением дяди, которое он милостиво перенял у врагов-капиталистов. У двери в квартиру Илья притормозил: ему стало крайне неловко. Во-первых, приперся он без звонка, потому что такие вопросы по телефону не решают. Во-вторых, Нина Павловна, жена Феликса, в отличие от мужа, бессонницей не страдала и могла благополучно почивать в это время суток.

– Совсем одичал я с этими трупами, – выругался Илья и тихонько поскребся в дверь в надежде, что чуткое дядино ухо, закаленное службой, услышит звук и Нину Павловну он не побеспокоит.

– Кто там? – раздался из-за двери взволнованный женский голос. Нина Павловна не спала, что Илью немного приободрило.

– Это я, тетя Нина. Простите, что так поздно.

Дверь распахнулась. Нина Павловна, бледная, встревоженная и растрепанная, уставилась на Шахновского, как на привидение.

– Илюша? Что-то с Феликсом? Отвечай! Что-то случилось с Феликсом? Только не обманывай меня, правду говори!

– А дядьки разве дома нет? – тоже разволновался Шахновский. – Я к нему пришел. По важному делу.

– Господи! Как ты меня напугал, – вздохнула с облегчением Зелинская. – Нет его. Он… – Нина Павловна снова вздохнула и улыбнулась: – Проходи, не стой в дверях. – Илья протиснулся в квартиру, Нина Павловна гостеприимно проводила его в кухню, включила чайник. – Феликс скоро придет. Он с друзьями в карты пошел играть, чтоб ему пусто было и друзьям его тоже! – в сердцах бросила женщина.

– Снова запил? – поинтересовался Илья и подумал, что очень не вовремя дядя капитулировал с боевого поста.

Зелинский был запойным алкоголиком, пить мог, не просыхая, неделю-две, потом долго и мучительно выкарабкивался из состояния жесточайшего похмелья, собирал свою личность по частям, маялся угрызениями совести, корил себя за слабость, клялся Нине Павловне, что больше никогда и в рот не возьмет, и действительно прекращал пить на несколько месяцев. Затем он начинал потреблять по чуть-чуть, соблюдая «норму». Этакий самообман, свойственный людям, страдающим алкогольным недугом. Но в определенный момент он опять срывался – болезнь не обманешь и не перехитришь. Главной проблемой было то, что Зелинский наотрез отказывался верить, что болен, и свой недуг отрицал. Приход к нему по делу без пузыря, даже в периоды «засухи», он воспринимал как личное оскорбление. Приходилось проявлять к нему уважение в традиционной форме, что сильно нервировало Нину Павловну – от вида алкогольных напитков женщину начинало трясти, но она ни слова не говорила, боясь оскорбить мужа недоверием. Шахновский Нине Павловне искренне сочувствовал: жить на вулкане, который может взорваться в любую минуту, тяжело, но Зелинская терпеливо все тяготы судьбы сносила. Казалось, что подобное положение вещей ее даже устраивает, ведь каждый раз после запоев Феликс, пытаясь реабилитироваться в глазах супруги, носил жену на руках, пел ей дифирамбы и делал в квартире ремонт.

– Если бы запил – хуже! – махнула рукой Нина Павловна. Уточнять, что – хуже, Зелинская не стала, а Шахновский дипломатично промолчал: и без того ему стало ясно, что раз мужа нет дома ночью, а супруга бродит по квартире в истерическом состоянии, то подозревает она Феликса в измене. Друзья и игра в карты, похоже, только предлог, чтобы свинтить. Но разве от женщины что-то утаишь? Тем более от жены бывшего кагэбэшника. В молодости Феликс был не прочь погулять, но, несмотря на строгую конспирацию, ни разу ему не удалось проделать это безнаказанно. У Нины Павловны на романы супруга был нюх, она, как опытный разведчик, вычисляла любовницу и устраивала мужу такую головомойку, что надолго отбивала у него охоту сходить налево. После третьего неудачного романа Федор окончательно сдался и присмирел. Неужели снова загулял? «Ну, дядька дает! Седина в бороду, бес в ребро», – усмехнулся про себя Илья.