Мария Брикер - Шарф Айседоры

Минасян сунул имплантат в лифчик и забегал по комнатам.

Господи, как же он здесь оказался! Номер Платонова располагался на той же линии, что и его, через один, после номера Варламова. Наверное, ночью у него случился очередной приступ сомнамбулического сна, он пошел гулять по коридору, а потом перепутал двери и оказался у Панкратова в гостях. Какой ужас! Ужас! Где же был этот подлый режиссер? Почему не привязал его к кровати? Все пропало! Все кончено! Труп обнаружили, скоро сюда явится полиция, его схватят и посадят за убийство. За убийство, которое он не совершал! Лева выбежал на балкон. Босые ноги жгло от снега, ночная рубашка раздувалась от ветра парусом. Он перелез через перила на соседний балкон, но понял, что дальше перелезать никуда не в состоянии – тело одеревенело от холода и не подчинялось. Да и куда лезть, если балконная дверь в его номер заперта, а ключей от входной двери у него нет. Вот и все, усмехнулся Левон, сполз по стеклу на снег, обхватил колени руками и истерично расхохотался.

Балконная дверь открылась.

– С Новым годом, – простучал зубами Минасян.

– Что ты тут делаешь, идиот? – спросил Варламов, беспокойно оглядываясь.

– Гуляю, – икнул Лева.

– Иди отсюда!

– Не могу, я, кажется, примерз, – доложил Минасян.

Варламов схватил Минасяна за шкирку, втащил в номер и распахнул шкаф. – Полезай, быстро, – скомандовал Иван Аркадьевич и втолкнул Левона в темное пыльное нутро.

Хлопнула входная дверь.

– Вань, зачем ты холод в номер напустил? – спросила Зотова и поежилась.

– Душно было. Немножко проветрил, – прочирикал Варламов. – Что там случилось? – лениво поинтересовался он.

– Я как чувствовала с утра, что произойдет какая-то неприятность. Представляешь, журналиста зарезали, – сообщила Елена Петровна. – Слава богу, не в мое дежурство, – пошутила она, села обратно к столу и вытянула руку, любуясь новым подарком Варламова. Пожалуй, это была самая волшебная ночь в ее жизни. Сразу после полуночи Иван Аркадьевич снова сделал ей предложение и вручил бархатную коробочку. Внутри лежало удивительной красоты старинное кольцо с бриллиантом. Конечно же, она ответила «да»! Потом они кушали фирменные тирольские блюда, пили поостывший глинтвейн, беседовали, смотрели телевизор. Если бы еще Варламов не вел себя весь вечер, как неврастеник, постоянно вскакивая с места и бегая по номеру туда-сюда, совсем все было бы хорошо.

– Ну, я жду, – Елена Петровна нежно посмотрела на Ивана Аркадьевича и взяла бокал с шампанским. – В чем ты хотел мне признаться?

– Я хотел тебе сказать, Лена… – Варламов замялся, пряча от нее глаза. Елена Петровна замерла, сердце ее затрепетало от волнения. – Я хотел сказать… Что… – досказать Варламов не успел, из шкафа послышался громкий чих. Елена Петровна с недоумением посмотрела на Ивана Аркадьевича, потом на шкаф, поднялась и распахнула двери. Из шкафа вылез человек в белой ночной рубашке и снова громко чихнул.

– Будьте здоровы, Левон Давидович Минасян, – сказала Елена Петровна, села на кровать и расхохоталась. Она хохотала и не могла остановиться, слезы катились из глаз, размазывая тушь и пудру. Варламов принес ей воды, она сделала два глотка и вновь расхохоталась, уронив стакан на пол. Пожалуй, в такое идиотское положение она не попадала ни разу в жизни: пока прокуратура и уголовный розыск пытался отловить Минасяна в Москве, он спокойно жил вместе с ней в одном отеле, мало того, в соседнем номере! Вот куда шастал Варламов с утра пораньше. Сволочь! Истерика неожиданно стихла. Зотова стянула с пальца кольцо, вложила его Варламову в ладонь и отвесила режиссеру смачную пощечину.

– Лена, ну выслушай меня! – Варламов вился вокруг Зотовой, одно его ухо существенно отличалось по цвету от другого и опухло. За окном уже рассвело, солнце разлилось по горам, лезло в комнату.

– Не надо мне ничего объяснять, Иван Аркадьевич, – усмехнулась Зотова, сложила вещи в чемодан, оставив на вешалках подарки Варламова, села на кровать и посмотрела на часы. Через полчаса за ней должна была прийти машина, чтобы доставить ее с Минасяном в аэропорт. Повезло, билеты удалось обменять легко, желающих совершать полеты первого января оказалось немного.

– По возвращении в Москву Левон собирался пойти в милицию и написать чистосердечное признание. Он раскаивается и готов понести наказание за свой поступок. Просто я дал ему шанс сделать что-то хорошее. Искупить свою вину.