Татьяна Устинова - Там, где нас нет

Он все сообразил и все придумал, он еще и Яночке хочет помочь, и в этом он весь – великодушный, умный, ироничный, странный.

Как это она, Лёка, его… упустила? На кого променяла?

Сестрица Ника утверждала, что Лёка играет в людей, как в куклы. Что ей проще и понятней, когда все главные роли исполняет она сама, на разные лады меняя голос и давая реплики то за одного, то за другого персонажа.

Ника утверждала, что это хорошее качество для сочинения детективов, а для жизни – не годится.

Ника утверждала, что «давать реплики» за Платона у нее не получилось, и Лёка выбрала более легкий и понятный путь. Она придумала себе Артема, и их большую любовь, и их понимание, и интерес друг к другу. А интереса-то никакого нет.

Какой может быть интерес, когда он все время занят то бывшей женой, то бывшей – настоящей! – дочерью, то вдумчивым выбором пиджака для корпоративной вечеринки.

Ника утверждала, что как только закончатся или наскучат вечеринки и пиджак станет не актуален, Лёке будет значительно сложнее придумывать «сюжеты». Просто потому, что их тоже нет, как и интереса!..

– Не сопи мне в ухо, – попросил Платон Легран. – Мне надо сосредоточиться.

Из внутреннего кармана пиджака он достал ручку, отвергнув предложенную Яночкой, и стал быстро и коряво писать. Почерк у него был такой, что Лёка поначалу думала, что он малограмотный.

Это еще когда не знала, что он доктор и профессор.

Он писал долго, не отрываясь и не отвлекаясь, а Лёка все сидела, понурившись и уже без всякой радости рассматривая свои новые хипповые джинсы, голубые и вытертые на коленях.

…А точно нельзя дважды войти в одну реку?..

…А точно-преточно сделанного не воротишь?

Он дописал, закрыл гадкую книгу, подал Лёке шубейку, и они вышли на улицу под снег, сопровождаемые поклонами и приглашениями заходить еще.

– Ты чего такая мрачная, Лёка?

– Там не было телефона, да?

– Почему не было? Был.

– Как?! И ты его не записал?!

– Нет.

Она остановилась, и он остановился тоже.

Снег летел, попадал ему в очки, и он раздосадованно снял их и сунул в карман.

– Послушай меня!..

– Надо вернуться и записать телефон!

– Лёка, послушай. Тебя правда ничего, кроме этого дурацкого расследования, не интересует?

– А что меня должно интересовать?! – крикнула она с раздражением, и какая-то питерская старушка, ковылявшая мимо, посмотрела на нее с неодобрением. – Ты мне помогаешь, и спасибо тебе большое! Что еще?!

– Да все!

– Что – все?!

– Вот, например, что сегодня третий четверг ноября. Молодое божоле. Снег пошел. Ты меня пригласила в ресторан… просто так? Потому что я тебе помогаю?

Лёка молчала.

– Мы поужинаем и разойдемся по номерам? Я в свой люкс на шестом этаже, а ты к начальнику физкультурного техникума?!

– Он начальник службы безопасности.

– И больше ничего и никогда не будет?

– Чего не будет, Платон?..

– А, черт возьми!..

Он схватил ее в охапку, потряс немного и посмотрел, как ей показалось, с отвращением и поставил на место.

Она все ждала – поцелуя, конечно, – и не дождалась.

Сговорились они!..

С утра она получила один поцелуй, то ли в ухо, то ли в щеку, после бессонной одинокой ночи с видом на Исаакиевский собор!

Этот тоже меня не хочет? У того бывшая жена пропала, он не в себе, а у этого что?

Танцовщица в своей юбочке из голубого газа с блестками все кружилась на одной ноге посреди зеркального озера, а стойкий оловянный солдатик вообще куда-то подевался, и был только один способ проверить, превратилась она окончательно в плоскую выцветшую картонку, или нет.

Лёка вздохнула, взяла его за дубленку, сильно притянула к себе, он переступил ногами, чтобы не упасть, и поцеловала в губы.

С оловянным солдатиком такие штуки никогда не проходили. Он соглашался, довольно равнодушно, и исполнял свой долг до конца – нет, нет, исключительно в смысле внезапных поцелуев! – и даже несколько старался в этом направлении, но как только Лёка переставала настаивать, обо всем забывал и продолжал заниматься своими делами.

Платон Легран, когда Лёка его поцеловала, охнул от удивления, и очень близко она увидела его веселые, изумленные глаза, и он моментально перехватил у нее инициативу, и как-то так получилось, что она прижимается к нему все теснее и теснее, как будто собирается влезть к нему в самое нутро, в душу, если душа находится именно там, где Лёка себе представляла.

Чуть выше сердца, чуть ниже губ, которые она совсем позабыла.