Александр Горохов - Голый на маскараде

Первое: Иван Васильевич Коверкотов без сомнений – изрядный прохиндей. Он не столько стремится отомстить за гибель своей собаки, сколь жаждет ущучить своих обидчиков и шантажировать их, обвиняя в убийстве Лимоновой. С этой целью, по немощности физических сил своих, привлек его, Леню, в союзники. На это обстоятельство – наплевать, но то, что неизвестный Одноглазый с приятелем имеют отношение к смерти Лимоновой, пытаются держать действия Лени под контролем – сомнения не было. Они и двинули его, Леню, по черепушке дубиной в гараже.

Второе: Тимофей со своими кавказцами прямого отношения к Лимоновой не имеет. Он лишь соблазнился автомобилем и то – чтоб подставить кавказских братков. Гибель Лимоновой – не его интересы, тем более, что Ольгу Федоровну задушили ещё в пятницу, а события начали разворачиваться уже в понедельник. Тогда ночные приключенния возле гаража Лимоновой выстраивались в следующем порядке: Леня залез в гараж. Его засек Одноглазый конкурент и оглушил дубиной. Того, в свою очередь спугнули Тимофей, Аркадий с кавказцами. Кража не удалась, конкуренты друг другу помешали и все разбежались. И «мерседес», в конечном счете, остался на месте. Как и труп Лимоновой. Которых и обнаружил прочухавшийся Леня. Вроде бы все складывалось, но в такую структуру не влазила Виктория Лобова. Выстроенная модель страдала зыбкостью и недоказуемостью, но другой пока не было, и Леня удовлетворился достигнутым.

Третья позиция представляла из себя вопрос: за что же столь жестоко ещё в пятницу расправились с Лимоновой? А что более существенно: какое отношение ко всему этому имеет племянница её, Виктория Лобова? В ответе на этот вопрос, скорее всего заключалась истина побочного соображения: промыслел ли Судьбы – бадья упавшая на голову Акмалова, или то дело злого умысла и бадья предназначалась на черепушку самого Лени?

От этих размышлений Леню оторвал телефонный звонок и оказалось, что нетерпеливый Коверкотов ждал отчета, но пришлось его огорчить.

– Иван Васильевич, эта «ауди» продана по доверенности неизвестно кому. А продали люди порядочные, трудяги, сами картошкой живут.

– Чихал я на таких людей! – рассердился Коверкотов. – Равняйся на удачливых, а не на босяков! Я дома сижу и то больше набрал информации, чем ты! Приезжай завтра поутру, обсудим диспозицию.

– Поутру мне надо на работу.

– Приезжай к обеду! – приказал старик и бросил трубку без слов прощания, чем намеренно усилил тон приказа.

Леня тоже оборвал связь и по непродолжительному размышлению решил распоряжению своего зарвавшегося погоньщика не подчиняться. Игра с ним была закончена хотя бы потому, что Коверкотов придавал всему рискованное и ненужное Лене направление. Если и докапываться до истины, то по мнению Лени она находилась в другом месте, о котором Коверкотов не подозревал.

... Но зря Леня недооценивал способностей и возможностей Ивана Васильевича. Этот день,(после обряда похорон Принца) прошел для него с очень большой пользой для дела. После обеда он был приглашен в качестве понятого в квартиру Лимоновой и присутствовал при официальном обыске. Сидя у углу комнаты на стуле, он изображал легкую дрему, прикрывал глаза, даже похрапывал, но уши его стояли торчком, он улавливал каждое слово оперативников, вязал отдельные замечания в единую логическую цепь, запоминанал каждую фамилию, каждую мало-мальскую деталь. И ему повезло.

Когда один их молодых оперативников взял в руки фотографию красивого парня, что стояла на столике у дивана, то воскликнул удивленно.

– А этот как тут оказался?! Во дела!

– Ты его знаешь? – спросил напарник.

– Да это же «Прыщ», маркер из биллиардной в Химках! Стасик Сопунов! Мы его всю зиму пытались поймать на торговле наркотиками, но хитер зараза!

– Наркотиками?

– Ну да. «Промокашками» этими, экстези, промышляет.

Напарник почесал озабоченно нос и сказал серьезно.

– Придется проверить квартиру на наркотики, коли такое дело. Позвони, пусть привезут собаку.

Через полчаса привезли собаку – шустрого, огненно-рыжего спаниэля. Пес деловито пометался по квартире, звонко полаял и прыгнул на руки своего проводника, что означало – потревожили его зря, никаких следов наркоты в квартире его чуткий собачий нос не уловил.

Да и опреативникам, насколько понял Коверкотов, не повезло. Ничего предосудительного в квартире обнаружено не было, а то что обнаружили никаких обьяснений смерти Лимоновой не давало. Таков вывод сделал во всяком случае Коверкотов. Еще через час он подписал протокол и все время, не надеясь на свою слабеющую память, повторял про себя: «Бильардная – Химки Прыщ – Маркер – Стасик – Сопунов». От бесконечного повтроения вскоре начал путаться – то получалось Сапун Прыщов, то Прыщ Маркеров.