Андрей Ветер - Под сводами высокой лжи

– Да, – ответил Ревейрос.

– Тогда тебя ничто не должно смущать.

Он кивнул:

– Спасибо. Я никогда не забуду твоей помощи. Хуан Ревейрос умеет ценить настоящую дружбу…

После этого я долго ни с чем не обращался к Хуану, время от времени мы просто сидели в кафетерии, потягивали пиво, болтали о жизни. Незаметно я вытягивал из него полезную информацию. Как-то по работе мне понадобилось устроить одного из моих агентов на квартиру, которую по определённым причинам выбрала рези-дентура, но хозяин упрямился. Я привлёк Хуана к решению этого вопроса. Он даже не подозревал, что за роль была отведена ему в том деле – он лишь пришёл в своей форме, задал пару-тройку вопросов владельцу дома, походил по коридорам, посмотрел, и дело сразу решилось.

В то время я снимал квартиру на окраине Барселоны, хотя часто оставался у Моники. Она готовилась к поступлению в университет, я знакомил её с разными людьми, даже позволил себе однажды взять её с собой на приём, устроенный бароном Хименесом. Там на Монику сразу обратили внимание многие мужчины. Фактически я вывел девушку на ту дорогу, где её, возможно, ожидала участь любовницы многих из этих высокопоставленных кобелей. Я их знал. В обмен на любовную связь большинство из них готово было оказать фантастическую протекцию.

– У тебя такие важные знакомые, – шепнула Моника с восторгом.

– Со временем все эти люди станут твоими друзьями, – улыбнулся я.

– Почему ты так думаешь? – Потому что я знаю.

– Ты умеешь видеть будущее?

– Будущее ничем не отличается от настоящего, дорогая. Будущее уже состоялось. Сегодня, вчера, позавчера. Оно уже есть. Твоё будущее решилось, когда ты надумала учиться.

– Но я ещё не поступила в университет.

– Многие из находящихся здесь мужчин захотят помочь тебе. Ты только посмотри, какими жадными глазами они пялятся на тебя. Они – ступеньки к твоему будущему. Ступеньки уже сложены, они ведут тебя к твоей мечте.

– Ты говоришь так, будто рассказываешь сказку.

– Я рассказываю быль.

– А кто вон та женщина? – Моника указала головой на Амаранту. – Она не сводит с тебя глаз.

– Это жена одного крупного чиновника министерства юстиции.

– Так смотрят ревнивые любовницы. Ты хорошо знаешь её? – в голосе Моники послышалось подозрение.

– Она в меня влюблена.

– Она твоя любовница? Я угадала?

– Она в меня влюблена. Она во многих влюблена и всех ревнует. Некоторые женщины считают всех мужчин своей собственностью.

– Ты мне не ответил. Ты с ней спал?

Я улыбнулся её настойчивости.

– Есть такое выражение: «Не спрашивай, и тебе не будут лгать».

– Не нужно лгать. Я не собираюсь ревновать тебя, обещаю. У меня нет на это никакого права, – Моника вздохнула. – Я не из тех, кто цепляется за мужчину и устраивает истерики. Просто если я чего-то не знаю, то я начинаю домысливать… Домысливать можно так много, что это превращается в пытку… Всякое домысливание тяготит, потому что оно по-своему лживо. Я предпочитаю правду.

– Да, однажды…

– Я это сразу почувствовала, увидев её. У неё, похоже, взбалмошный характер…

Моника была дорога мне. Я уделял ей много внимания, окружал заботой в меру своих возможностей. Но одно тяготило меня: огромное здание наших отношений стояло на фальшивом фундаменте. Сейчас она спросила, спал ли я с Амарантой. Можно было запросто солгать. Но я ввёл Монику в круг этих людей, ей предстояло бывать здесь довольно часто и, стало быть, встречаться с Амарантой, а что представляет собой сеньора Монторья, мне было прекрасно известно.

– Ты угадала, – сказал я, – Амаранта любит закатывать истерики на людях. Пару раз я был свидетелем того, как она подходила к жене очередного своего любовника и подчёркнуто громко начинала рассказывать, что и как делает этот бедолага в постели.

– Со мной ей трудно будет тягаться.

– Что ты имеешь в виду?

– Не забывай, что я официантка. Я ко всему привычна.

Я поцеловал Монику в щёку.

– Обожаю тебя, – прошептал я. – Тебе здесь нравится? Или уйдём?

– Мне здесь любопытно. Я никогда не бывала в таком обществе…

Ту ночь мы провели в доме Хименеса, нам выделили шикарную спальню, и я впервые почувствовал, что заниматься любовью в богатых апартаментах было гораздо осязаемее, чем в обыкновенной квартире. Окружавшая нас роскошь каким-то непостижимым образом обострила во мне чувство телесной наготы. Золото, мрамор, бархат, шёлк, изысканная средневековая роспись стен, мозаичная кладка паркета, тяжёлое бронзовое обрамление зеркал, выразительная лепнина потолка – всё это источало силу искусственной красоты, холодной, кропотливо сотворенной, лишённой нежности живой плоти и живого дыхания. Всё кричало о своей бешеной дороговизне и потому чуть ли не устрашало, заставляя снова и снова бросаться друг другу в объятия, чтобы найти защиту и забвение в горячих ласках.