Андрей Ветер - Я, оперуполномоченный

– Ставь её телефон на прослушку, – распорядился Савчук.

– Это мы сделаем, Владимир Иванович. Только мне думается, что Кучер не станет ей звонить. Он же понимает, что мы обложили его со всех сторон. Раз мы устроили засаду в сберкассе, значит, мы за ним следили плотно и наверняка знали о его замысле. Он не мог не догадаться, что мы слушали разговоры в его квартире. Он этого не знает наверняка, но может догадываться. А если он допускает, что мы долго сидели у него на хвосте, то могли выявить и его связи. У Литвиновой он светился часто, стало быть, не рискнёт к ней пойти и не станет ей звонить.

– Рассуждаешь ты верно. Но не поставить телефон под технику мы не имеем права. Кроме того, необходимо взять под контроль её корреспонденцию. Бандиты хоть и много чего знают о наших методах работы, но им и в голову не придёт, что мы можем и почту их отслеживать. Думаю, что Кучер скорее всего свяжется со своей подругой с помощью какой-нибудь почтовой открытки. Не станет он звонить по телефону, тут я с тобой целиком согласен…

И вот неделю назад, после четырёх месяцев томительного ожидания, Литвинова получила короткое письмо: «Сима. Приезжай в Щербинку 20 сентября. Буду ждать в кафе „Солнышко“ в девять утра». Был ли это Кучеренков? Или связник?

Чтобы не обнаружить себя раньше времени, было решено установить наружное наблюдение возле кафе «Солнышко». Савчук усилил опергруппу Смелякова ещё тремя сотрудниками. Всё было готово. Нетерпение Смелякова достигло предела. «Завтра мы его накроем! Обязательно накроем! Не можем мы позволить ему снова уйти. Это было бы вне всякого разумения. Обязательно возьмём! Скрутим во что бы то ни стало. И с „Хищниками“ будет покончено!»

Уснуть Виктор не смог. Чтобы не мешать Вере и дочке, он всю ночь просидел на кухне с погасшей сигаретой в зубах. В голове плавали какие-то разрозненные воспоминания, иногда возникали картины детства. Почему-то перед глазами возникли родители. Он ясно увидел, как мама кормила его кашей с ложки – сцена из далёкого, почти нереального детства, источавшего запах яблок и скошенной травы. Он настолько провалился в ту сцену, что даже ощутил вкус каши во рту. Это была гречневая каша, сваренная на молоке и подслащённая. Так умела готовить только мама.

«Чего это я? Откуда вдруг отчётливое видение? Может, предчувствие чего-то плохого? Может, это знак? Нет, никаких предчувствий у меня нет. Только нервозность. А почему я думаю, что это не предчувствие? Никогда раньше я не видел ничего подобного… Детство вернулось ко мне. Почему? И такое яркое… Мама… Почему вдруг мама? Надо бы позвонить им… На всякий случай… Нет, нельзя. Ни в коем случае! Незачем зря тревожить стариков. Да и что я скажу им? Что приснилась мне мама? И что? Кашей кормила меня… Чего я прицепился к этому сну? Это ведь был просто сон…»

Виктор вытащил изо рта размякшую сигарету и смял её.

«И почему я решил, что это был не сон, а какое-то видение? Я просто уснул за столом и не заметил этого… Уснул… И увидел детство – самое беззаботное время моей жизни. Всё, из чего оно складывалось, это настоящие крупицы счастья. Разбитые колени, локти, ссоры с дружками, падение с обрыва на велосипеде – это счастье, потому что за этим не скрывалось никакой подоплёки, никаких тайн, никаких задних мыслей, никакой корысти. Всё было душевно чисто и понятно, даже если и накатывала порой обида на кого-то. Как всё было славно! И как всё потом стало совсем по-другому…»

Он поднялся, зажёг газовую конфорку и поставил чайник с водой. Внезапно на него накатило абсолютное спокойствие…

Из дома он вышел пораньше и прогулялся по Ленинскому проспекту до самого метро.

На работе его уже ждал Миша Самохин.

– Ты чего в такую рань, Миша?

– А вы?

– Не спалось.

– И мне не спалось, – признался Самохин.

– Побалуемся чаем?

– Я за ночь почти целый чайник выдул, – улыбнулся Миша. – В меня больше не влезет.

Виктор устроился за столом и посмотрел в окно.

– Все ещё спят, – проговорил он тихо, глядя на соседний дом.

– Суббота.

– Все ещё спят… Иногда мне становится так странно…

– Почему?

– Странно, когда вдруг понимаю, что никто нас не видит, не чувствует нашей работы… Все спят, у всех своя жизнь… А мы собираемся сейчас на задание, пытаемся решить важные проблемы, оградить людей от опасностей, о которых никто даже не подозревает… Вот это мне странно…

– Люди и не должны знать об этих опасностях.

– Ты думаешь?

– Каждый живёт своими заботами, выполняет свою работу. И никто из нас не знает секретов и тонкостей этой работы. Нам показывают кино – мы видим только конечный результат. Нас везут на метро – мы пользуемся только конечным результатом чьего-то очень напряжённого труда. Мы ловим преступников – и люди пользуются результатами нашей работы, даже не представляя, что эта работа была сделана. Если бы мы обо всём знали, то не могли бы, думаю, жить счастливо и спокойно.