Эд Макбейн - Маленький плут и няня

Бенни ужасно не хотелось терять постоянного клиента, да еще такого, как старый Уолтер Энсиано. Поэтому пришлось объяснить старику, что произошла какая-то ошибка – а почему бы и нет? Ведь это и слепому ясно! И верно, объяснил Бенни, благодаря устроенной проверке быстро выяснилось, что к чему: пропавшую бумажку, на которой его рукой были написаны номера 307 – 50, обнаружили у букмекера. Стало быть, старый Энсиано поставил на 307-й, а вовсе не на 311-й. Букмекер клялся и божился, что записал номер, как только оказался на улице, и что готов голову заложить: старик Энсиано назвал ему 307-й. Кому из них верить? Один твердил одно, другой – другое. Во всяком случае, сказал старику Бенни, при таких условиях они не смогут выплатить выигрыш. Однако, добавил он, поскольку он и его друзья – люди справедливые и относятся к мистеру Энсиано со всем уважением, то готовы всю следующую неделю принимать у него обычные ставки бесплатно. Немного поломавшись для вида, старик согласился. Впрочем, этому немало способствовали несколько стаканчиков виски, которым Бенни угостил его в местном баре. Умасливая старика Энсиано, он и задержался сегодня.

Страшно подумать даже, содрогнулся Бенни, что, пока он возился с упрямым стариком, малыш Льюис умирал от страха в руках каких-то негодяев! Шайка кровожадных бандитов, вот они кто! Похитить ребенка, чтобы потребовать выкуп! Да еще сына не кого-нибудь, а самого Кармине Гануччи! Не иначе как маньяки какие-то!

Единственное, в чем он был полностью согласен с Нэнни, так это в том, что вся эта история ни в коем случае не должна дойти до ушей Гануччи… упаси Боже! Иначе – и по спине Бенни поползли мурашки – страшно даже подумать, что может случиться! Конечно, погода нынче прекрасная, как раз для купания, да только вот с цементным блоком на шее долго не поплаваешь! А самым лучшим способом скрыть все это от Гануччи было бы устроить так, чтобы никто из тех, кто наверху, не пронюхал о случившемся с Льюисом. Только как это сделать? Может быть, поскорее выплатить этому негодяю пятьдесят тысяч кусков, которые он просит? Именно об этом Бенни и торопился поскорее потолковать с Корсиканскими братьями.

К тому времени как Бенни наконец разыскал их, Винни и Альфред только-только начали свой необыкновенный танец с куклами. Заметив Бенни, Альфред, тот из близнецов, что был моложе другого на целых четырнадцать часов, игриво подмигнул ему и только потом начал свой знаменитый монолог – своего рода прелюдию к их танцу, шедевру хореографического мастерства.

– А теперь, леди и джентльмены, – объявил он, – хоть мне и известно, что все вы после тяжелого трудового дня торопитесь поскорее домой, где вас ждут близкие и родные, но, умоляю – уделите мне всего лишь минуту вашего драгоценного времени, и я покажу вам нечто совершенно замечательное, то единственное, что вам захочется немедленно унести домой, чтобы порадовать тех, кого вы любите. Вот тут, у моих ног, как вы видите – картонная коробка, а в ней – всего несколько кукол, но не просто кукол, а тех, которые умеют танцевать! И всего лишь по пятьдесят центов за штуку… пятьдесят центов, господа! К тому же вы сейчас легко убедитесь сами, что эти замечательные куклы стоят в десять раз дороже! Никакой механики, леди и джентльмены, вы только взгляните на них – маленькие, изящные, в кармане уместятся! А сколько радости вашим близким, друзьям, соседям, всем и каждому, кто только будет иметь удовольствие увидеть это замечательное представление! Если бы я мог позволить себе отнять хотя бы еще минутку вашего драгоценного времени, то непременно достал бы из коробки одну из этих восхитительных танцующих кукол, чтобы показать, на что она способна!

Сцена, на которой обычно выступали Корсиканские братья, напоминала дорожку фута четыре в длину и три в ширину. Задним фоном чаще всего служил обычный задник сцены, задрапированный чем-то черным. Аудитория, состоявшая в основном из приехавших на лето курортников, любителей походить по магазинам да посидеть в кино (обычно являвшихся поглазеть на представление через несколько минут после того, как в дешевых киношках заканчивался последний сеанс, – по четвертаку за билет) и не превышавшая, как правило, двух дюжин зрителей, затаив дыхание, смотрела, как Альфред копается в коробке. Бенни, устроившись слева от толпы, не сводил с него глаз.

А справа, по другую сторону от тех, кто стоял прямо напротив стены, засунув руки в карманы, устроился Винни – гений, непревзойденный постановщик всего этого представления, но гений скромный, предпочитавший оставаться в тени, не мечтавший ни об аплодисментах, ни о том, чтобы его узнавали в толпе. Самому себе он отвел особую роль – молчаливого, никому не известного наблюдателя, все время, пока шло представление, остававшегося в тени и никем не узнанного. А напротив него соловьем разливался Альфред. У ног его стояла коробка с чудесными танцующими куклами, а Винни с его удивленным видом и руками в карманах легко можно было принять за одного из обычных зевак.