Эд Макбейн: Голова лошади

Человек кубарем слетел вниз по лестнице, ругаясь на чем свет стоит и морщась от боли, когда встреча с очередной ступенькой приходилась на его несчастную голову. «Как он смел так поступить со мной?! А еще старый друг!»

Мужчине, с грохотом считающему Ступеньки длинным костлявым телом, так что создавалось впечатление, словно вниз столкнули небрежно связанную охапку дров, было под сорок от роду; его мятый коричневый костюм и когда-то белый плащ явно нуждались не в такой процедуре. «О, ты заплатишь мне за это, — думал он. — Не сомневайся, ты за это жестоко поплатишься!»

— Энд эстей аут! [1]— прозвучал сверху грубый голос.

Он не мог поверить, что наконец-то приземлился. Каждая его косточка так ныла и болела, что ему казалось: он все еще кувыркается по лестнице. С трудом поднявшись на ноги, он стряхнул пыль с колен и рукавов, поднял свою мятую фетровую шляпу, значительно опередившую его в падении, старательно почистил ее рукавом и, придав излому полей небрежное изящество, водрузил ее на голову. В этот момент он обнаружил у себя на лбу кровь, что не очень удивило его, принимая во внимание количество ступеней этой проклятой лестницы. Со стороны хозяина заведения, пуэрториканца по имени Хиджоу, что означало «сын» (уж он-то знает, чей сын этот прохвост!), было в высшей степени неоправданной жестокостью спустить его с лестницы только за то, что он попросил у него взаймы пятьдесят долларов. Он думал попросить хотя бы половину тех денег, которые истратил в заведении Хиджоу за последние десять лет, затем снизил сумму до четверти, и вот за это его выставили за дверь и столкнули с лестницы. «Ты заплатишь мне за все, Хиджоу!» — подумал он, послюнявил носовой платок, стер кровь со лба и вышел на улицу.

Был прекрасный весенний день, когда апрель словно похвалялся собою, как распутная девка своим роскошным телом. «Привет, апрель!» — радостно сказал он про себя и тут же охнул, схватившись за ушибленную поясницу. «Ах ты грязная помойная крыса, подлец, — пробормотал он в стиле Джеймса Кэгни, — я расправлюсь с тобой за это, грязная крыса!» — и вдруг улыбнулся.

Господи, до чего же дивный день! Юные красотки Нью-Йорка выпорхнули на улицы в разноцветных платьях, сбросив с себя, как ненужную чешую, все эти надоевшие и сковывающие свободу движений пояса с резинками для чулок и прочее лишнее белье, и шествовали, покачивая бедрами и грациозно переступая точеными ножками. Ну, прямо тебе молодые лошадки, которых перед стартом выводят на ярко-зеленую лужайку ипподрома, где они подвергнутся придирчивому и восхищенному осмотру толпы игроков, включая самого Эндрю Малони.

Впрочем, это еще вопрос, окажется ли сегодня в этой возбужденной толпе Эндю Малони, поскольку ему не удалось занять у растакого сына Хиджоу пятьдесят долларов. И хотя в кармане у него болтались двадцать центов, которых хватит на то, чтобы добраться подземкой до самого грандиозного ристалища в мире, знаменитого ипподрома «Эквидакт», где бурлят страсти и царит дух дерзкой отваги и безоглядного риска, он не сможет принять участие в игре, он — величайший игрок на скачках! Особенно досадно, что он не смог достать нужную сумму, потому что некий тип, игрок в кости сомнительной репутации, в основном промышляющий на окраинах Нью-Йорка, шепнул ему кое-что насчет четвертого заезда в сегодняшних бегах, где будет участвовать молодая кобылка по кличке Джобоун, которая определенно должна стать победительницей заезда. Этот мошенник был членом «Коза ностры», поэтому, нужно полагать, секретная информация поступила к нему пусть не от самой кобылы, но во всяком случае от кого-то весьма компетентного. Так или иначе, Малони оказался в дурацком положении, потому что единственное, на что годилась свежая подсказка, — это немедленно поставить на нее. И нет никакого смысла делиться ею еще с кем-нибудь только на том основании, чтобы она не утратила остроты: самое безнадежное дело ставить вдвоем. По всем этим причинам Малони расстраивался, что не сумел раздобыть денег. Он уже пытался занять их у одного гомика, владельца ювелирной лавки в Виллидже, у которого однажды купил кольцо для Ирэн. Но тот сказал: «Нет у меня денег, Энди. Дела идут хуже некуда. Не понимаю, что случилось. Я стараюсь, оформляю витрину и выкладываю, как всегда, свой товар, а люди, похоже, стали терять вкус к красивым вещам». — «Черт побери, — сказал еще Малони, — просто не понимаю, как это они могут пройти мимо твоей роскошной витрины. Тут каждый захочет зайти и скупить сразу все это сверкающее великолепие!» Польщенный гомик в ответ покраснел, но пятьдесят долларов не дал.