Шарль Эксбрайа - Семейный позор

- Простите... это я случайно, - пробормотала она.

Элуа пристыдил жену:

- Ну как тебе не стыдно, Селестина? Это же наш гость!

И, вернувшись к полицейскому, он с умилением добавил:

- Вечно шалит, как девчонка...

- От старых привычек не так просто избавиться.

Оставшись вдвоем с женой, Великий Маспи со слезами на глазах заметил:

- До чего ж ты у меня еще молодая, Селестина!

- Надо думать, именно поэтому ты и обозвал меня скорпеной, хотя раньше говорил, что твой соловушка!

Элуа обнял жену.

- Хочешь, я открою тебе один секрет, Селестина? В моем возрасте я куда больше люблю рыбу!

* * *

Такая же нежная сцена происходила в это время у фонтана Лоншан. И однако, расставшись с Фелиси, Пэмпренетта твердо решила не ходить на свидание с Бруно. Во-первых, она его больше не любит (ибо разве может девушка из такой семьи питать нежные чувства к полицейскому?), а во-вторых, почти дала слово Ипполиту, и тот не замедлит явиться к ее родителям официально просить руки мадемуазель Адоль. Короче, хорошая заваруха в перспективе!

Но, так или иначе, сама не зная каким образом, ровно в одиннадцать Пэмпренетта оказалась у фонтан Лоншан и тут же упала в объятия поджидавшего ее Бруно. В этот миг перестали существовать и полицейский, и Ипполит, и грядущие неприятные объяснения - мадемуазель Адоль, как три года назад, прижималась к тому, кого всегда любила и никогда не сможет разлюбить. Наконец они слегка откинули головы и долго смотрели друг на друга.

- Ты совсем не изменился... - заметила Пэмпренетта.

- Ты тоже! Все такая же красавица!

И влюбленные снова обнялись. Проходившая мимо женщина с двумя малышами недовольно заворчала:

- Неужели нельзя вести себя поприличнее, а? По-вашему, это подходящее зрелище для детей?

- Но мы ведь любим друг друга! - простодушно отозвалась Пэмпренетта.

Матрона с жалостью пожала плечами.

- Ох, бедняжка! Все мы одним миром мазаны! Я тоже когда-то верила красивым словам и обещаниям...

Она сердито ткнула пальцем в двух насупившихся малышей и с горечью подвела итог:

- А вот что от всего этого осталось! Да еще стирка, уборка, готовка... Эх, девочка, удирайте пока не поздно, если у вас есть хоть капля здравого смысла!

И с этими словами мамаша удалилась, что-то недовольно бормоча себе под нос - наверняка ругала последними словами весь сильный пол вообще и своего мужа в частности. Но Пэмпренетта чувствовала себя слишком счастливой и не могла допустить даже мысли, что еще чья-то любовь начиналась точно так же. Наконец, когда они с Бруно вдоволь нацеловались, намиловались и нагляделись друг на друга, девушка задала мучивший ее вопрос:

- Бруно... почему ты так поступил со мной?

- Как?

- И ты еще спрашиваешь, чудовище? Ну, отвечай, почему ты меня бросил?

- Я? Но ведь это же ты...

- Я? О Матерь Божья! Чего только не приходится выслушивать! Может, это я, обесчестив и себя и свою семью, пошла работать в полицию?

- Нет, это ты с детства бесчестишь себя, таская чужое добро!

- Бруно! И ты смеешь утверждать, будто я не порядочная девушка?

- Конечно, не порядочная!

- О!

Пэмпренетта задыхалась от гнева, обиды и полного непонимания.

- И тем не менее ты хочешь на мне жениться? - с трудом пробормотала она.

- И даже очень!

- Но почему?

- Потому что я люблю тебя, Пэмпренетта, и никогда не смогу полюбить другую.

И они снова обнялись, забыв о логике и думая лишь о переполнявшей обоих нежности. К полудню Пэмпренетта и Бруно окончательно решили, что теперь они жених и невеста. Девушка согласилась вести праведную жизнь вместе с Бруно и во имя любви решительно и бесповоротно перейти во враждебный всем ее родным и близким клан. Домой мадемуазель Адоль возвращалась веселая, как жаворонок весной, и совершенно забыв, что некий Ипполит Доло собирается просить ее руки.

Покидая улицу Лонг-дэ-Капюсэн, инспектор Пишранд не сомневался, что, сам того не желая, а может, и нарочно (разве поймешь этого старого черта Элуа?) Великий Маспи подтвердил его подозрения насчет виновности Тони Салисето в убийстве Ланчано. Однако при всей своей уверенности инспектор не питал ни малейших иллюзий, что ему удастся найти мало-мальски серьезные улики против каида. Салисето был признанным главой наиболее опасных марсельских преступников, и его все боялись. Любой, кто вздумал бы сболтнуть лишнее, тут же подписал бы себе смертный приговор. И Пишранд прекрасно понимал, что Ратьер ничего не добьется от своих обычных осведомителей, поскольку Салисето они боятся куда больше, чем полиции. Поэтому инспектор решил устроить в стане врага небольшой переполох, пустив в ход далеко не самый честный прием. Впрочем, для него цель вполне оправдывала средства.